Так и есть: лицо было нездорово-бледным. Большие черные глаза смотрели тоскливо и тревожно.
Она вздохнула, изображение потускнело.
Взглянула на часы — все еще рано.
Натали пошла вниз по лестнице, узнавая каждую ступеньку, радуясь, что не забыла ни одной из них. Сколько она по ним бегала, ступала, легко или тяжело поднималась…
И дверь в подъезде стукнула за ее спиной по-прежнему. И так захотелось Натали побыть счастливой именно сегодня, а не завтра, не послезавтра, а сегодня, сегодня, в семь часов вечера… Ведь это просто: она любит. Это так же просто, как вот — падает снег, дует ветер, завтра будет утро…
И тут же с ощущением обязательности счастья в сердце возникла острая боль: нет у нее счастья, нету! Это нелепо, несправедливо, это какая-то ошибка!
Нет, не ошибка. Нет, все закономерно. Нет, иначе и быть не могло. А почему?
Натали старалась идти медленно, но часто забывалась и — спешила. Было бесполезно приказывать себе: о чем бы она ни думала, она была уже там. В набережном сквере, с ним… И что из того, что она не могла замедлить шаги, разве от этого она была бы дальше от него?
И она побежала. И ей стало радостно: пусть все удивляются, недоуменно уступают дорогу, усмехаются, злятся, завидуют… И даже когда она упала и больно ударилась локтем, и показалось, что кость треснула, и что-то внутри оборвалось, Натали было хорошо…
Молодой мужчина с бородкой помог ей встать и спросил:
— На свидание торопитесь?
— Да! — гордо ответила Натали. — На свидание! — И побежала, не стряхнув снега с пальто.
— Завидую тому, к кому спешите! — услышала она за спиной. — Поосторожней на поворотах!
«Дурак! — с неожиданной злостью подумала Натали. — Всегда по дороге обязательно встретится дурак!»
А дурак — к несчастью.
Конечно, Виктор еще не пришел, хотя стрелка больших электрических часов десять минут назад перескочила за семь. Натали впервые заметила, что стрелка на таких часах прыгает — будто вздрагивает. «Под часами надо назначать свидания тогда, — подумала Натали, — когда уверена, что придут вовремя».
Она смотрела на минутную стрелку и иногда вздрагивала вместе с ней.
«Ладно, ладно, — твердила себе Натали, — пусть, пусть…»
Она села на заснеженную скамейку, усталая, будто избитая. И разрыдалась. Сначала Натали и не замечала, что плачет, даже радовалась чему-то — легче стало; и лишь когда щеки застыли, спохватилась.
«Я сама опоздала на десять минут, — подумала она, — значит, он опаздывает пока всего на двадцать».
И показалось ей, что она здесь давным-давно, может быть, несколько дней. Или — лет.
Ни о чем больше не думала.