Семенов быстро оделся и поднялся на мостик. Там он застал рулевого Гену Сидоркина, который уже самостоятельно запустил гирокомпас и рулевку.
— Где старпом? — Семенов вопросительно уставился на матроса, — давайте срочно его наверх, и всем по местам стоять на отшвартовку.
— В каюте его нет, может быть на палубе? — Сидоркин смотрел на капитана безмятежными глазами совершенно невинного человека.
— Знаю я, на какой он палубе и вам, я думаю, не надо объяснять, чтобы через пять минут был на мосту.
Сидоркин кивнул и моментально исчез.
«Ох уж эти праздники и незапланированные заходы», — капитан взял микрофон и прокашлялся, отчего стоящие на палубе матросы задрали головы.
— Боцман, сообщите канаты на брашпиле и потихоньку отдавайте швартовые, — Кручинин поднял правую руку, в знак исполнения приказа и шустро засеменил на бак, где пара матросов уже скидывали гибкие змеи швартовых с кнехтов.
Семенов вызвал по телеграфу машину, сверил время и с тоской взглянул на берег, где вдалеке маячила, чуть освещенная первыми робкими лучами солнца, самая высокая точка на острове под названием «высота № 412». Тут же воспоминания унесли его в далекие семидесятые, когда будучи еще третьим помощником на стареньком «Андижане» немецкой постройки, он впервые посетил этот, как ему тогда казалось, сказочный островок.
Дело было летом. После суточной вахты на стоянке он и его приятель третий механик Витя Сысоев, прихватив с собой из провизионки тушенки и дюжину бутылок крепленного красного вина «Тамянка», отправились отмечать день моряков торгового флота на одну из живописных шикотанских сопок, покрытых зарослями зеленого бамбука. На пикник они пригласили с собой судовую красавицу Машеньку Виноградову, миловидную хохлушку двадцати лет от роду, в которую они оба без памяти были влюблены.
Она по очереди флиртовала с молодыми людьми, хотя вовсю зажигала со старпомом по кличке «краб». Двое детей и молодая жена «краба» на берегу совсем не пугали Машеньку, она в свои двадцать лет уже на десять лет вперед просчитала свою будущую жизнь и в принципе не ошиблась, хотя не прочь была и занырнуть на ночку, другую в постель одного из молодых помощников.
Для Семенова Машенька была олицетворением красоты и целомудрия, и кто бы ни говорил плохих слов в сторону поварихи, он пропускал отравленные ядом зависти фразы мимо ушей. С той же маниакальной любовью и Витечка Сысоев возносил Виноградову и, когда на зеленой полянке после выпитых двух стаканов вина, Машенька начала рассказывать морякам похабные анекдоты, а затем и вовсе разделась до нижнего белья, якобы понежиться под лучами ласкового солнышка, оба друга потеряли дар речи. Но первая нашлась Машенька, она предложила друзьям не ссориться, а попросту, за определенную плату переспать с ней по очереди среди ромашек и кустов японской сакуры.