— Да никто, хотите, пригласите к себе за стол хоть капитанов, хоть своих приятелей с рыбаков, любого пассажира, кроме конечно членов экипажа, этим не положено.
— Галочка, Леночка, — обратился он к двум молоденьким официанткам, шептавшимся у сервировочного стола. Директор смачно щелкнул пальцами, — принесите нам что-нибудь перекусить и минералочки из холодильника, а мы пока с Игорем Львовичем обсудим меню на неделю, — он аккуратно положил перед Игорем толстую красную папку.
— Здесь меню, составленное лично мною и нашим завпроизводством, посмотрите и, если нет возражений, то распишитесь, — директор ткнул пальцем в верхнюю часть меню, где жирным шрифтом стоял штамп «Утверждаю».
Смагин пробежал глазами по отпечатанному на машинке листку бумаги и с удовлетворением перевел взгляд на директора.
— Не слабо потчуете рыбаков, таким блюдам могут позавидовать повара самых лучших ресторанов города. — Смагин быстро расписался на всех копиях и закрыл папку. — Возражений нет, Альфред Адольфович, теперь приступим к дегустации.
— Вот и прекрасно, — директор, словно факир, взмахнул рукой, и папка исчезла со стола, — ну, а теперь, самое главное. Сегодня, после отплытия, все рыбаки разбредутся по каютам и продолжат праздновать отход. Следовательно, на ужин явятся, вместо двухсот запланированных, в лучшем случае одна треть и это будет продолжаться три-четыре дня. До экспедиции по моим сведениям ходу семь дней, следовательно, экономия составит порядком половина котлового довольствия, и это выливается в приличную сумму. Я говорю вам об этом открыто, потому что бывший начальник рейса, ваш предшественник, заверил меня о вашей надежности и дал кое-какие гарантии.
Все зависит от вас, если вы сейчас согласитесь и подпишете табеля на всю сумму — вы в доле, если нет — считайте, что разговора не было.
Игорь минуту колебался. Он вспомнил слова наставника, что эти ребята и без него своруют столько, сколько им надо, а он благородный, так и будет продолжать честно нищенствовать на одну зарплату. Нет, хватит, в этой стране нормальные люди уже давно поняли, что чем доказывать свою правоту и устраивать революции проще и дешевле приноровиться к создавшимся условиям, то есть потихоньку отщипывать от «российского пирога» маленькие незаметные ломтики.
Смагин также отчетливо понимал, что, войдя в сговор, он уже никогда не сможет оторваться от этой компании. Здесь начинается рубеж невозвращения, обратного пути к честной жизни нет. Но предательский голос внутри него нашептывал. «У тебя же молодая красивая жена, ее надо одевать, маленький ребенок, которого необходимо растить и воспитывать. Они никогда не поймут тебя, если была возможность взять свое, а ты прошел мимо. Просто все тебя будут считать неудачником по жизни».