В парке по обеим сторонам мраморной «ДОСКИ ПОЧЕТА» стояли фанерные щиты с цифрами и рисунками, и над ними — лозунг, составленный из отдельных букв: «ПРЕВРАТИМ К КОНЦУ СЕМИЛЕТКИ ЮЖНОЕ ПОБЕРЕЖЬЕ В БЛАГОУСТРОЕННЫЙ КУРОРТ». Эта часть парка называлась «УГОЛКОМ ТРУДОВОЙ СЛАВЫ». Перед доской почета гид разъяснял экскурсии значение цифр. Отдельные слова чужого языка звучали почти по-русски. Перед ним толпилось человек десять с блокнотами, а остальные экскурсанты разбрелись по аллеям, сидели в тени на скамейках и щелкали фотоаппаратами.
На сцене летнего лектория бегали дети. Они играли в гуси-лебеди и звонко кричали:
— Га-га-га!
— Есть хотите?
— Да, да, да!
Девушка-иностранка, коротконогая и широкоплечая, из тех, кто, потеряв надежду приобрести мужа, очень хочет иметь детей, жужжала кинокамерой и о чем-то просила воспитательницу в белом халате. Та кивала головой и кричала какой-то девочке:
— Маша, лови его, лови!
На улице стоял автобус «Интурист». Шофер спал на сиденье, запрокинув голову и свесив на улицу ногу. В открытых дверях под вывеской «Дiтяча iдальня» стояли спинками к тротуару два стула. Дмитрий Сергеевич не поленился перейти мостовую. Он заглянул через стулья. Девушка в белом переднике и белой наколке на голове щеткой подметала пол.
— Дайте помещение убрать. И вообще столовая детская, — сказала она.
— Все мы дети, — ответил Дмитрий Сергеевич.
— Тогда приходите с мамой, — сказала девушка.
Она говорила нарочито неприветливо, но почему-то подошла к двери. Дмитрий Сергеевич рассмеялся и пошел по улице. А девушка оперлась коленом о стул и выглянула ему вслед.
Он вышел на улицу между парком и санаторием. На этой улице всегда чистили обувь. Только раньше чистильщики сидели со своими сундучками под открытым небом, а теперь вдоль тротуара стояли застекленные киоски. Киоски были закрыты. Лишь у одного сидел старик в белой майке и соломенном бриле. Кожа на длинных и жилистых руках старика, на спине и груди поблескивала, как пергамент. Он сидел на низеньком стульчике на тротуаре и выбивал щетками о сундучок сухую короткую дробь. Дмитрий Сергеевич стоял и ждал, когда он выкрикнет: «Чистим, блистим!» Но старик выстукивал короткую дробь и молчал. Среди чистильщиков хорошо знали Гришу-грека, или Гришу-банабака. По национальности он был полугрек-полуеврей, но сам себя считал греком. Короткие удары его щеток и хрипловатый крик: «Чистим, блистим!» — наполняли улицу и были слышны в парке и на набережной. Кеда спадала дневная жара, его жена-гречанка приносила обед. Она была красивая. Она сидела на низенькой скамеечке, и пока она сидела, у Гриши-банабака не было отбоя от клиентов. Когда сорокалетнего Гришу спрашивали, как ему удалось жениться на такой красавице, Гриша отвечал: «В детстве я дальше всех п