С настоятельницей у меня тоже сложились довольно теплые взаимоотношения. Она так и не перестала меня жалеть, и видела во мне любимую дочку, которой у нее никогда не было. Если магистр занимался моим магическим образованием и физической формой, то мать Иолин положила все силы, чтобы я стала утонченной леди. Меня это изрядно веселило. Даже моей чудесной маме это не удалось. Но настоятельница не сдавалась. Поэтому занятия этикетом, танцами, пением и тому подобным бредом мне приходилось стойко сносить. Одно радовало, что они были всего пару раз в неделю. А все остальное время я уделяла своей непосредственной работе и тренировкам. Так же мать Иолин ратовала за мою осведомленность в вопросах современной внутренней и внешней политики и экономики, столичных модных тенденций и родословной самых именитых аристократов Архалона. Видимо, она лелеяла надежду, что когда-нибудь я стану настоящей принцессой. И я не разубеждала ее в этом. Сама же понимала, что мои родственники знать меня не хотят и никогда не допустят ко двору.
За все шесть лет Император так и не появился в святой обители. Я уже давно смирилась с тем, что до меня было дело только моей матери, а теперь моим друзьям. Поэтому была только рада, что не встречаюсь с отцом. В душе я опасалась, что не смогу сдержаться при встрече и просто врежу ему. Что, естественно, не останется безнаказанным. А сидеть в тюрьме за нападение на правителя мне не хотелось.
Ежегодно из Хариндера, столицы Архалона, в монастырь приезжал кто-нибудь, чтобы удостовериться в том, что я все еще жива. Как правило, это был кто-нибудь из ближайшего окружения Юстаса Карийского. Благодаря усилиям настоятельницы я теперь всех знала наперечет. А Вольф еще и своими комментариями снабдил каждого заслуживающего внимания аристократа. Поэтому я знала не только титул и должность определенных лиц, но и их подноготную.
При посланниках правителя я играла роль скромной и забитой воспитанницы святой обители. Глаза долу и кроткий голосок были мне в помощь. Все разговоры обычно настоятельница брала на себя. И всех все устраивало. Но когда мне исполнилось двадцать два, прибывший в монастырь очередной лорд объявил, что в двадцать три я стану женой некоего аристократа, специально для этого выбранного советом. Имя претендента почему-то скрывалось, но это и не имело значения. Меньше всего я хотела вообще выходить замуж, но мое мнение, конечно же, никого не интересовало.
Когда я поведала Вольфу об этом известии, он только печально вздохнул, сочувствуя моей проблеме. А потом похлопал по плечу и посоветовал, пока не отчаиваться раньше времени, поскольку за год может многое произойти. И, кроме того, обещал усилить мои боевые тренировки, пошутив при этом, что если муж меня чем-то не устроит, я всегда смогу его прикончить и сбежать к нему в орден, куда доступа властям не было, поскольку магистр несколько лет назад легализовал деятельность своего детища, как обители, помогающей другим монастырям Пресветлой, без вступления в ряды монахов. А служители Пресветлой на Архалоне имели независимое положение от аппарата государственной власти.