– А я спела «Маленькое белое платье».
– А ты спела «Маленькое белое платье».
– Я предала тебя.
– Только потому, что я предала тебя первой.
– Ты когда-нибудь слышала ту песню, Сабрина?
– Конечно, слышала.
– Я знаю, что ты ее слышала, но не уверена, что ты ее слушала.
– В чем разница? – Сабрина скептически закатывает глаза. Разница во всем. Но Фрейя не знает, как объяснить, поэтому поет то, о чем не может сказать, поет то, что не может услышать ее сестра.
Ты это признай,
Я доведена до крайности,
И ты мне нужна,
Чтобы подавить мои слабости.
Голос Фрейи сдавлен так же сильно, как в тот день в студии, так же сильно, как каждый день. Но она продолжает петь.
Я сделала то, что обещано,
Дала словам волю сказать за меня.
И хоть заноза ты еще та,
Любовь к тебе – мое спасение.
Я сказала, что хочу лишь
Маленькое белое, маленькое белое платье.
Я сказала, что хочу лишь
Маленькое белое, маленькое белое платье.
Ты помнишь? Мы раньше пели:
Eshururururu, Eshururururu,
Eshururururu, hushabye, hushabye, hushabye.
И пусть меня пугает,
Что я обрету зависимость,
Лучше со мной будешь ты,
А не маленькое белое платье.
Песня звучит совершенно не так, как в студии звукозаписи, совершенно не так, как на айфоне Фрейи годы назад. Совершенно не так, как когда она впервые исполнила ее сестре, пыталась спеть то, что не могла сказать. «Не оставляй меня одну. Ты мне нужна. Я люблю тебя».
Возможно, именно так нужно петь эту песню. Потому что Сабрина как будто впервые ее слышит.
Ее подбородок дрожит. Сабрина пытается сохранить стойкость, но подбородок уже ходуном ходит, и ее каменное выражение лица дает трещину, разоблачая человека, который всегда жил внутри.
– Эта песня не о папе, – произносит Сабрина.
– Нет, – отвечает Фрейя, – не о нем.
– Она обо мне, – продолжает Сабрина.
– Она о нас.
И тут происходит то, чего при Фрейе никогда не случалось с сестрой: Сабрина начинает плакать. И Фрейя делает то, на что до этого дня у нее не было шанса: обнимает сестру в утешение.
Но недолго, потому что это – Сабрина. Она быстро вытирает слезы и отстраняется.
– Какого черта случилось с твоим голосом? – спрашивает она, вопрос задан типично прямо и бестактно. По-сабрински. И поэтому Фрейя смеется.
– Не знаю, – отвечает она, подхихикивая. – Я просто его потеряла.
– Потеряла? – Смех заразителен, и вскоре Сабрина тоже бьется в конвульсиях. – Каким образом? Оставила в такси?
Фрейя сгибается пополам.
– Не знаю, почему я смеюсь. Мы остановили запись. Это полная катастрофа.
– Это ужасно, – выдает Сабрина, переводя дыхание. – И что ты теперь будешь делать?
– Не знаю, – признается Фрейя, немного протрезвев.