– И как мне это сделать?
– Ну, просто сделать, – ответила она.
Затем снова молчание. Я слышал, как ей не терпелось закончить разговор. Это не ее работа. Она не психолог. Она – судмедэксперт, сообщающий хорошие новости, что я могу получить деньги с несуществующей папиной страховки. Она хотела, чтобы я сказал ей, что все хорошо. Все хотели от меня это услышать. Хотя знали, что это не так. Как «все» может быть хорошо?
– Вам есть кому позвонить? – спросила она.
Кому? Маме? Последний раз мы разговаривали четыре года назад, когда я сказал, что больше не хочу ее видеть. И причина не в том, что я потерял глаз и боялся, что она заставит меня бросить папу. Я не вписывался в ее жизнь, более того, она не вписывалась в мою. Она горько плакала, обвиняя меня в том, что я всегда больше любил папу. Я не стал возражать. И с тех пор мы не общались. Она даже не знала, что умер мужчина, с которым она меня создала.
Кому еще я мог позвонить? Тренеру, который выгнал меня из команды? Друзьям, которые, заручившись заверениями, что все хорошо, вскоре слиняли?
Гектору, который меня пожалел и, в отличие от остальных, видел наши с папой отношения? Но это было много лет назад, и он здесь больше не жил. А если он поступит так же, как и все остальные? Нетерпеливо спросит, буду ли я в порядке. Этого мне не вынести.
Да и вообще, мне хотелось позвонить лишь одному человеку.
«Надеюсь, новости хорошие», – говорил он снова и снова, когда я его набирал.
Но у меня не было хороших новостей.
«Остались только мы, приятель».
Не «только мы». Только я.
Глава 10
Остались только мы
Натаниэль понятия не имеет, где найти папу. Понятия не имеет, прав ли Гектор, что его можно найти в том месте между жизнью и смертью, где мертвые провожают умирающих. Встречаются ли они в загробной жизни. Если она существует. Или в Бессмертных землях, одном из многих возможных мест, куда, как обещал папа, они вместе отправятся. Узнает ли он правду в ту долю секунды, что отделяет жизнь от смерти? Будет ли это иметь значение?
Будет ли больно?
Падающее с моста тело входит в воду со скоростью восемьдесят миль в час. «Самый быстрый способ умереть», – написал в своих заметках папа.
Господи, он на это надеется.
Молится, чтобы не было больно.
С него достаточно боли.
Он стоит на краю моста и плачет. Плачет, потому что холодно, ветрено, болит голова и он напуган. Плачет, потому что папа оставил его, возможно, намеренно, возможно, не найдя лучшего выхода, и теперь он смотрит на чернильную бездну в надежде найти его там, но не видит ничего, кроме темноты.
Но главная причина его слез в том, что всего на один день он мельком взглянул на ту жизнь, какой у него никогда не было, жизнь, которой он хотел бы жить, жизнь, которой он не может жить из-за отголосков прошлого.