– Договорились, – пообещал папа, добавив эти места к нашему списку. – Мы везде побываем. Вместе увидим мир.
– Братство двоих, – ответил я.
Так продолжалось несколько лет. Я жил своей жизнью, учился, осенью играл в футбол, а весной – в бейсбол. Мне хорошо давались позиции питчера и первого бейсмена, и тренер сказал, я могу попасть в команду на выездные игры. Бабушка Мэри ходила за продуктами, убиралась и заботилась о нас.
Папа по-прежнему работал айтишником, но не на постоянке, он называл себя фрилансером. Мама называла это как-то иначе, но через несколько лет вышла замуж и родила еще одного ребенка. Поэтому перестала жаловаться на папину работу, перестала спрашивать, хочу ли я жить с ней в Калифорнии.
Бабушка была приверженцем привычек. Каждый день носила один и тот же фартук. Каждое воскресенье ходила на одну и ту же мессу. От нее пахло «Нивеей» и «Палмоливом», и она всегда кашляла. Поэтому никто не заметил, что ее кашель ухудшился, стал отрывистым и влажным. И никто не заметил салфеток с кровью, в которые бабушка Мэри кашляла, потому что она смывала их в унитаз.
Когда обычная простуда переросла в пневмонию, рентген грудной клетки выявил рак легких. Четвертая стадия, как сказали доктора.
Дядя моего товарища по команде, Тайлера, недавно умер от рака толстой кишки. Именно Тайлер объяснил мне, что означает четвертая стадия. Папа отказывался в это верить. Настаивал, что Мэри будет в порядке.
– Не с четвертой стадией, – заверил Тайлер.
– Папа со всем разберется, – ответил я ему, потому что так думал. Он часами сидел в интернете, заказывал то лечащие кристаллы, то порошок из акульих плавников. В какой-то момент он решил купить в кредит билеты в Израиль, где предлагалось какое-то новое лечение стволовыми клетками, но заявку отклонили.
«Она справится», – настаивал он.
А тем временем Мэри становилось все хуже. Она прошла два курса химиотерапии, а потом прекратила. «Как мне заботиться о вас, если я каждые пять минут бегаю в туалет?» – спросила она.
Однажды я вернулся домой с бейсбольной тренировки, а бабушка лежала на полу. Папа сидел рядом, скрестив ноги и держа ее за руку, по его лицу текли слезы.
– Она умерла? – спросил я.
– Я не знаю, я не знаю, – ответил он.
Я подбежал к ней, прижал палец к шее, как показывали по телевизору, и почувствовал пульс. Мне было всего одиннадцать, но я остался спокойным, словно уже знал, что делать, словно готовился к этому моменту.
Когда приехали медики, один из них спросил:
– Сколько она уже без сознания?
Я посмотрел на папу, который сидел на том же самом месте, хотя мешался медикам.