Подтверждение пришло не сразу, не от одной какой-то фотографии. Все они собрались в фокус, подобно тому, как на свету проявляется поляроидное фото – из бесформенной мути постепенно возникают очертания.
Сначала круглое, младенческое лицо; потом оно заостряется в мучительно знакомые черты, а детские голубые глаза темнеют до черных. Конечности удлиняются, кожа бронзовеет, открытое и доверчивое лицо медленно застывает.
И наконец последняя фотография в альбоме: Близнецы, день рождения, 11 лет. С бумаги из-под темной мохнатой челки на Хэл смотрели темные глаза, в которых отражались свечи. Она была так похожа на брата, что Хэл удивилась, как умудрилась не заметить этого раньше.
Маргарида. Мод. Мать Хэл.
Если бы Хэл не сидела в кресле, она бы сейчас в него рухнула.
Ее мама – Мод. Мод. Нет другого объяснения. Девочка с этих фотографий, близнец Эзры, которая росла вместе с ним в Трепассене, – мать Хэл. Ошибки быть не может.
И все-таки – как же это объяснить?
Это должно быть правдой. Фотографии в альбоме не могут врать. Она видела лицо мамы, взрослеющее у нее на глазах. Страница за страницей, с младенчества до первых школьных лет, до подросткового возраста – Хэл видела, как подрастала женщина, которую она знала до боли хорошо. Ее мать – не Мэгги. А это значит… Это значит, что Эстер Вестуэй ее бабка. А это, в свою очередь, значит, что завещание действительно.
Ну а как же метрика? Дневник? Как?..
И тут до Хэл дошло – будто яркая луна вышла из-за облака. Все объекты, которые представляли собой бесформенную черную массу в облачном мраке, осветились, заняв свои места в пейзаже, который внезапно приобрел смысл. Она, правда, не уверена. Но если так… Если так, то последнее время она все видела вверх ногами. Если так, то все иначе, чем она думала раньше. Если так, то произошла ужасная, ужасная ошибка.
Снег за окном все падал, и, продолжая переворачивать страницы, Хэл поплотнее запахнула пальто. Но дрожала она не только от холода. Ее вдруг накрыло дурное предчувствие – важности тайн прошлого, неудержимости той плотины, которую она намеревалась прорвать. Потоп.
На этот раз, перелистывая поблекшие фотографии, покрытые пожелтевшим защитным пластиком, она не испытывала ни удивления, ни тоски. На этот раз у нее было такое ощущение, будто она погружается в кроличью нору, ведущую в прошлое.
Потому что ребенок на фотографиях, который смеется, играет со своим братом-близнецом в имении Трепассен, – не тетка Хэл. Это ее мама – темные глаза безошибочно похожи на глаза Хэл. Но это не глаза Хэл.