Если бы… о, если бы только Мод не послала это письмо! Это казалось невероятно наивным – сдать такой тяжкой борьбой добытую анонимность, предупредить мать о том, что она намерена сделать.
Может быть, Мод недооценила Эзру? Или слишком верила миссис Вестуэй? Какое-то время они состояли в переписке, это явствовало из письма. Может быть, дочь стала больше доверять матери, полагая, что если та так долго хранила ее тайну, то она может доверять ей и дальше, и наконец раскрыла миссис Вестуэй секрет, который больше не могла носить в себе.
Но все-таки Хэл не была уверена. Тут что-то еще, связанное с попыткой миссис Уоррен предупредить ее… какое-то непреходящее чувство вины. Она вспомнила гостиную, фотографии в рамках, на которых запечатлен ангелоподобный маленький мальчик, которого миссис Уоррен любила так долго, и мужчина, в которого он превратился.
Возможно, ради этого мальчика экономка написала ему письмо, сказав, что Эзра должен быть осторожен, держаться подальше от Трепассена. И только впоследствии поняла, что натворила.
Хэл никогда не узнать истинную последовательность событий. Она понимала только, что это письмо стало первым звеном в цепи предательств, которые привели к жаркому летнему дню, визгу тормозов и изувеченному телу мамы на дороге возле собственного дома.
Она закрыла глаза, чувствуя, как сквозь веки просачиваются слезы и текут по носу, и ей захотелось – сильнее, чем когда-либо в жизни, – вернуться в прошлое и сказать маме, что все в порядке. Нечего прощать. Я верю тебе. Я люблю тебя. Ты ничего не могла изменить. Какие бы жестокие слова я бы ни сказала или ни подумала, что бы ни сделала, я все равно в конечном счете вернулась бы к тебе.
– Вы не спите, дорогая? Чаю?
В ее мысли ворвались слова, произнесенные с корнским акцентом, и Хэл открыла глаза. У столика на колесиках стояла санитарка, держа в одной руке фарфоровую чашку, а в другой металлический чайник.
– Да, пожалуйста. – Хэл тайком утерла слезы на носу и сморгнула остальные, пока санитарка наливала ей чай.
– О, домашний пирог, как здорово! Я дам вам еще блюдце. – Санитарка помогла Хэл положить на тарелочку большой кусок и поставила ее на прикроватный поднос.
После того как она ушла к следующему пациенту, Хэл отломила кусочек и положила в рот. Масляный крем таял во рту, смягчив разодранное горло, а заодно и горькие мысли.
Нельзя вечно топтаться на том, что могло бы быть, надо двигаться только вперед, к другому будущему.
Письмо все еще лежало у нее на коленях, она аккуратно его сложила и потянулась положить на шкафчик рядом с кроватью. В этот момент пальцы задели лежавшую там коробочку из-под табака, и, подчинившись внезапному импульсу, Хэл открыла коробочку, закрыла глаза и перемешала карты.