— Ладно, если не хочешь врачей, давай займемся самолечением. Где у тебя таблетки? — спросил я, видя его состояние.
— В спальне, в гардеробе.
Я прошел в комнату, а Женька присел на полочку для обуви в прихожей. Я нашел аспирин и анальгин и собрался сообщить об этом другу, как в дверь позвонили. Женька не шелохнулся. Я подошел и открыл дверь. Вот кого я меньше всего ожидал увидеть, так это Григория Федоренко.
— Привет, мужики! — радостно начал он.
Женька приветственно кивнул головой, и пока прапорщик собирался что-то спросить, я первым успел задать свой вопрос:
— Здорово, Григорий Иванович, какими судьбами в наши края? У вас там в Синеглазово такая же хреновая погода, как и у нас?
— Откуда я знаю, какая там погода, если я второй день в отпуске. А в ваши края, к Женьке, — ехидно уточнил он, — я по-соседски зашел. Я у него вчера книгу про Кутузова брал, а сегодня найти не могу. Я ее не забрал что ли?
— Когда ты брал, — заинтересованно спросил Никонов.
— Да вчера же. Из этих, из замечательных людей.
— Еще один. Кто-то здесь ненормален, — заключил историк. — А как, по-твоему, Григорий Иванович, сегодня какой день?
Прапорщик на минуту задумался и ответил:
— Двадцать пятое октября.
Тут до меня дошла вся несообразность одежды Федоренко — он был одет в старое трико и тапочки на босу ногу, — и я спросил:
— Григорий Иванович, а ты что, Наташкину квартиру охраняешь? Или, подобно генералу Черноте, в таком виде по Челябинску щеголяешь?
Прапорщика мои нелепые вопросы стали раздражать, и он не очень вежливо буркнул:
— Я у себя дома живу, а не у какой-то Наташки.
— Ну, тебе виднее. Твоя дочь, — сказал я примирительно. — Ладно, Женька, вот тебе таблетки. Лечись. Пошли на кухню.
— Что, со вчерашнего болеешь? У меня тоже голову что-то ломит, хотя по моей норме, не так уж много мы и выпили.
Федоренко прошел за нами и жалостливо поглядел на хозяина квартиры.
— Иваныч, так какой год сегодня? — решил поставить жирную точку в нашем споре Евгений.
— Вестимо какой, 65 год!
Женька схватился за голову, а я очумело уставился на прапорщика. А тот усмехнулся и продолжил:
— 65-й год Октябрьской революции или 60-й основания СССР. Кому как нравится. Так во всех отрывных календарях написано.
Женька победно поглядел на меня.
— Вы, граждане, из мрачного тоталитарного прошлого никак не вернетесь, — ядовито заметил я. — Видно, вы какую-то не ту водку пили вчера. У вас общие галлюцинации.
Из моей речи прапорщик мало что понял и сказал:
— Вот и Петрович то же самое говорит, что нам водка не совсем свежая попалась. Меня сегодня с утра пронесло с нее. Сейчас кто-то ко мне звонил, а я на «горшке» сидел, открыть не мог.