«Вот ведь. Только вчера Петрович сделал, а уже течет. Зря я его водкой поил.»
Но идти к Петровичу и предъявлять ему претензии не хотелось. Решив попить чаю, Женька побултыхал чайник и, убедившись, что в нем есть вода, поставил его на газовую плиту. И пока вода закипала, он стал вспоминать.
Что же было вчера? А вчера у него сам собой случился маленький сабантуй. Налив Петровичу в стопку, а себе в чайную чашку, Женя достал из холодильника пару соленых огурцов. Смолянинов не умел уходить сразу, а, по причине скучной личной жизни, любил поговорить за жизнь чужую. Опрокинув водку в луженую глотку, он стал расспрашивать Евгения о родителях: как живут они на Севере, что пишут. Женя рассказал, не углубляясь в подробности. Поскольку просто так сидеть было неловко, Никонов налил еще, и только они собрались повторить, как в дверь позвонили.
Женька открыл и увидел прапорщика Федоренко. Тот был одет в рубашку армейского образца и линялое трико с пузырями на коленках.
— Ха, Женька, ты дома? А я к тебе!
Никонов пропустил его в квартиру, а Григорий Федоренко вынул из-под мышки две книги. Тут до Евгения дошло, что сосед зашел за новой порцией чтива. У Никоновых была богатая библиотека, которую на протяжении двадцати лет собирал его отец, а теперь дополнял и Женя.
— Ты вот что, жена у меня с сыном и дочерью в Куйбышев укатила к матери своей, так я для нее ничего брать не буду. А мне ты про Кутузова обещал. Из жизни великих людей.
— «Жизнь замечательных людей», — автоматически поправил Евгений и пошел в комнату за книгой.
Петровичу уже стало скучно одному в кухне, и он окликнул:
— Гриша, ты, что ли, там? Зайди, что спрошу.
Федоренко заглянул в кухню и поздоровался со Смоляниновым. Когда с томиком Брагина Женька вошел в кухню, мужики оживленно обсуждали преимущества плащ-палатки по сравнению с обычным плащом. Не предложить случайно зашедшему прапорщику присоединиться к застолью Евгению было неудобно, а военного, который бы отказался выпить, особенно, если он не на службе и жена у него уехала за тысячу километров от дома, найти в Советской Армии невозможно. Такие в ней не служат, их там сразу комиссуют.
Постепенно разговор перешел со складского имущества, которым заведовал Григорий Иванович, на исторические романы. Петрович книг не читал, но про подвиги русских чудо-богатырей послушать любил.
После третьей пришли к выводу, что Пикуль — такой же историк, что и Алексашка Дюма. Но после четвертой Федоренко заявил, что хоть он и со странной фамилией, этот Валентин Пикуль, но мужик он правильный, боевой и русский патриот. Не то, что этот литературный власовец — Солженицын. Посадили его всего на десять лет, а он и обиделся на советскую власть, стал вражью пропаганду писать. Вот у него, у Федоренко, тоже дядю репрессировали, но он же не пишет клеветнических романов и не публикует их на Западе…