Рожа — это такое лицо. Некрасивое, как у меня. С косыми глазами и носом-пуговицей. Таким коротеньким и тупым, будто меня им уже во что-то тыкали. Какого цвета глаза — неважно. Потому что один смотрит в одну сторону, а другой — в другую, а не так, как надо. Ресниц у меня почти нет, и бровей тоже. Волосы — редкие и тонкие, какого-то непонятного цвета. Здесь их остригли совсем коротко, так что кожа почти просвечивает, поэтому у меня нет ни заколок, ни резинок. Их и быть не может — от меня всегда так пахнет, что никто не хочет меня причесывать. «Иди помойся! — толкает меня нянька. — Воняешь хуже свиньи!» В душ нас водят два раза в неделю, а в умывальной я могу вымыться лишь кое-как. Нянька права — я действительно воняю. По самые уши. Как свинья. Нянька родом из деревни, она знает.
— Он скоро приедет сюда и заберет меня…
Теперь я хожу в школу. В первый класс. Оказывается, я очень умная. Я уже умею читать и даже писать. И считать тоже. Но я все равно воняю. Учителя хотят быть добрыми. Я вижу. «Скажи воспитательнице, пусть поменяет тебе платье!» Воспитательница меня не любит. Она недобрая. Ей все равно, умею я быстро и с выражением читать или нет. «Девочки, напоминайте Мирабелле, чтобы она на ночь обязательно сходила в туалет!» Мне не нужно напоминать. Я сама хожу в туалет и сижу там, тужась, чтобы из меня вытекло все-все, до последней капли. Я буквально выдавливаю из себя жидкость, так что даже на слезы ничего не остается. Я не плачу, когда меня толкают — если меня толкают, — потому что никто не хочет ко мне подходить. Становиться со мной в пару. Сидеть со мной за столом. Только Алла. Только Алла! Да, они бы били ее за это — но тогда им придется самим сидеть рядом со мной! Потому что так положено. «Мы все — одна семья! — говорит воспитательница. Сядьте рядом с Мирабеллой!» Остальные морщатся, кто-то обязательно скашивает глаза, пальцем плющит нос и вываливает язык — показывает меня. «Зассанка…», «Что, опять из дальнего плавания вернулась?», «Заберите ее куда-нибудь от нас! Дышать же нечем!», «Когда ты уже сдохнешь, уродина! Все тут провоняла! А если не сдохнешь, то хоть заболеешь! Чтобы мы от тебя отдохнули!»
— А он уже взрослый, твой брат?
Их мечты сбываются — я заболеваю. Я становлюсь очень горячая и словно плыву куда-то… действительно в дальнее плавание, в страны, где живут добрые девочки и мальчики, которые не будут мне кричать: «Мирабелла окосела!» и «Мирабелла, сними противогаз!» Я плыву прямо на своей кровати, где под простыней противно и ломко шуршит клеенка — она шуршит так оглушительно, что все сразу понимают, зачем она подстелена. Никто не верит, что со мной перестанет происходить ЭТО. Что когда-то я ЭТОГО не делала! И от меня ЭТИМ не пахло!