Похоронили мы Аркашу и маму твою вместе со всеми в братской могиле, а я прорвалась с тобой в отряд.
Из отряда Юну самолетом переправили на Большую землю. Так она оказалась в детском доме на Урале. Записали ее на Фросину фимилию.
А Фрося заменила брата Аркашу, стала связной в отряде, затем в действующей армии санинструктором, а после служила в военном госпитале медсестрой.
Сколько Юна себя помнит, Фросю звала она, на удивление всем окружающим, «мамой». И никто не мог взять в толк, как у этой молодой девушки такая большая дочь! Всю войну Фрося думала о ней, писала письма на детдом, чтобы «Юночке их читали и знала бы она, доченька ее светлоглазая, что есть у нее мама». И подписывалась: «Мама Фрося». Потому что никого у Фроси, кроме Юны, не осталось.
Перед самым концом войны объявился у Фроси жених. А Фрося, ясная душа, возьми да и скажи ему о своей дочери в детдоме.
— Сама махонька да еще махоньку завела, — удивился Василий, солдат. — Ну что ж, будет она и моей дочерью. А еще и своих человек пять заимеем! Хорошо бы мальчишек, чтоб они нашу махоньку защищали.
Василий человек был простой. До войны успел лишь пять классов закончить и курсы комбайнеров. На войне солдатом начал, но до ефрейтора дослужился. Говорил Фросе так:
— Будем детей наших добру учить. Злом хорошего человека не вырастишь. Фашизм от чего, думаешь, родился? От зла.
Но никого учить ему не привелось. В последний месяц войны вышел он из госпиталя, где его Фрося выходила, и тут-то нагнала Василия фашистская пуля. А Фрося осталась не то девкой, не то вдовой.
Еще в госпитале Фрося гадала — куда ехать после войны? Представляла она свое возвращение в село, на пепелище. Мысленно проходила по родным дорожкам и тропинкам, где уж не встретить ей ни родителей своих умерших в тридцать третьем от голода, ни брата Аркашу. И все в ней замирало от слез, подступающих к горлу. И не раз начальник госпиталя полковник Стрелков замечал, что у нее красные, воспаленные глаза.
— Что с тобой, старший сержант, сестра Фрося? — однажды участливо спросил Стрелков.
Фрося не в силах была ответить. Только махнула рукой и разрыдалась. Вечером того же дня начальник госпиталя все же завел с ней разговор по душам.
— А знаешь, Фрося, — неожиданно сказал он, узнав беды девушки, — может быть, тебе податься после войны в Москву? Чем смогу — помогу, не пропадешь. Руки у тебя золотые, душа мягкая.
И начальник госпиталя полковник Стрелков помог ей устроиться медсестрой в Остроумовской больнице в Сокольниках. Поначалу Фрося жила при больнице. Но вскоре ей выделили крошечную комнатку в подвале старинного дома в центре города. Тогда Фрося и решила: пора отправляться в детдом за Юной.