– Она сама предложила домой ко мне прийти, – продолжал бомж. – Ну, я и согласился. Она, как увидела берлогу мою, так руками всплеснула и давай порядок немедленно наводить, потом обед приготовила. Ну, зачет я, конечно, поставил. На следующий день она опять приходит, вроде как накануне у меня сумочку забыла. Снова полный обед из трех блюд, потом белье постирала, на следующий день пришла гладить. А потом уж как-то припозднилась, ну и…
– Понятно…
– Ага, я так подумал: девка справная, молодая, здоровая, работа по дому в ее руках так и горит, а что из провинции – так, может, оно и лучше, неизбалованная, без претензий особенных. Ну, расписались мы, она ко мне переехала. Поначалу-то все хорошо было, а потом приехала из провинции ее тетка. Затем – теткин муж, потом – брат двоюродный, затем – еще один брат. И все у нас остановились. Причем братья совершенно на мою Татьяну непохожи, она светлая такая, белобрысая, можно сказать, а братья – черные, смуглые. Жена говорит, мол, бабка у нас цыганка была, вот они в нее и уродились. В квартире тесно стало, живем с женой в углу, занавеской отгородились, на диване тетка с мужем, а братья в другой комнате. Они там какой-то коммерцией занялись, так что всю комнату тюками да коробками загородили, только по стеночке протиснуться можно. Жена им помогает, институт бросила – ни к чему, говорит, мне высшее образование, толку от него никакого. А у нас на кафедре тем временем сокращения прошли, предметы наши отменили. И что делать? Кто-то переквалифицировался, вместо политэкономии историю религии стал читать, одна дама – вообще искусствоведение. Вот скажите, за каким чертом искусствоведение студентам технического вуза?
– Ну, политэкономия им тоже не очень нужна, а сколько лет ее долбили, – вздохнула Надежда.
– Открыли, конечно, экономический факультет. Только экономика социализма там тоже не нужна оказалась, а чего другого я и знать не знаю, – вздохнул в свою очередь бомж. – Так что выперли меня с кафедры. Дома жена покрикивает – дескать, ничего не делаешь, кормить тебя задаром не нанималась. Я и устроился грузчиком в магазин на углу – больше-то никуда не брали. А там, конечно, атмосфера та еще, хозяин каждый вечер платит не деньгами, а бутылкой. Ну и пристрастился я понемногу к этому делу. А потом как-то грузили мы туши свиные, и попало мне по голове. Черепно-мозговая травма.
– Что вы говорите? – оживилась Надежда, услышав что-то до боли знакомое.
– Трое суток без сознания был, потом профессор решил операцию сделать. Сказал, ежели помрет, то хоть студенты поучатся. Ну и сделал операцию. А я вот не помер. Отлежался в больнице, и даже неплохо мне там было, поскольку профессор каждый день приходил проверять, он лично был заинтересован, чтобы я поправился, так что в столовой мне всегда двойную порцию выдавали. А потом выписали. Голова-то зажила, только помню все плохо. Адрес и тот забыл. Ну, довезли меня ребята на «скорой», им по пути было, да и уехали. Звоню в квартиру, открывает мужик такой… – бомж широко развел руками. – Ты, говорит, кто такой? Я здесь живу, отвечаю. Нет, говорит, тут я живу, а ты, мужик, иди отсюда по-хорошему, я тебя знать не знаю. Ну, я походил немного по двору, да и вспомнил: мой дом и квартира моя точно, вот на этой лавочке еще мамаша покойная сидеть любила. А тут соседка идет, которая с матерью дружила. Меня увидела, позеленела вся, отшатнулась даже. Ты, говорит, живой разве? Ясное дело, живой, говорю, а что такое? А то, отвечает, что похоронили тебя месяц назад. И жена твоя Татьяна поминки справила, квартиру продала этому амбалу, а сама исчезла вместе с родственниками в неизвестном направлении.