Люблю! Вот что случается, когда в центр своей жизни ставишь другого человека, и он занимает все твои мысли, даже если поначалу они окрашены ненавистью и желанием революции в стане тирана. Ты и не заметишь, как вкус поменяется… И включится электричество, а потом бац, и сердце зажглось! Как моё этой ночью! Ах…
Получается, что любовь — это побочное явление ненависти? Хотя, если уж совсем честно признаться, мне ведь с первого взгляда Миша показался безумно красивым! А я ему?
Волнение перебирало прохладными пальцами мою кожу, и отчаянно хотелось, чтобы Миша чувствовал ко мне то же, что и я к нему! Так много, так светло было в душе! Будто не солнце сияло, а то, что не уместилось в моей груди, излилось наружу и стало солнечным светом!
Конечно, Миша любит меня! Разве может быть иначе? Он был так восхитительно нежен! Моё сердце запело. Мишенька…
Но где же он? Я соскочила с кровати, поспешно натянула на себя штанишки и тунику, хотя хотелось не надевать ничего… Оскар Уайльд говорил, что «единственный способ избавиться от искушения — это поддаться ему». Так вот ему не стоило верить. Мистер Уайльд, наверное, и сам уже с того света не верит, ведь его надгробный памятник на кладбище Пер-Лашез пришлось защищать стеклом, чтобы любители нетрадиционных искушений перестали оставлять на камне поцелуи и усердно натирать неположенные места.
Я открыла дверь. Моё искушение бубнило по телефону. Кажется, из кухни. Сердце снова ухнуло, и я тихонько прошла по коридору, спеша увидеть моего идеального спартанца.
Миша сидел за столом, почти в образе удава, разве что в рубашке и джинсах. И босиком… Перед ним был раскрыт ноутбук. Рядом бумаги, чашка без блюдца. Боже, какой же у меня милый удав! Удавушка! Мишенька! Меня переполнило лаской, в губах снова закололось — так захотелось целоваться!
— Доброе утро! — воскликнула я, расцветая улыбкой.
Он поднял глаза, сосредоточенный и деловой, и показал на телефон.
— Доброе. Сейчас занят. — Не улыбнулся даже…
Как-то стало обидно. «Ладно, занят и занят», — подумала, поджимая губы, я и вернулась в свою комнату. На часах было уже почти одиннадцать. Ого, вот это я разоспалась! Как говорит мой папа, всех сурков в лесу задавила! А Миша, конечно, работает: ведь понедельник — разгар рабочего дня. Уже, наверное, всех начальников отделов раскатал под асфальт, и Полину, которую оставили принимать звонки в приёмной, построил. Нет, не стану на него сердиться, хоть и хотелось, чтобы он встретил меня совсем иначе. Но он же директор! — объяснила себе я. Потом умылась, привела себя в порядок и пошла проверять собственную почту: пусть хотелось петь, кружиться и целоваться на улицах Парижа, я как бы на работе и даже с командировочными.