Отец и сын недоуменно переглянулись. Оба никак не ожидали подобной реакции. Для них, действительно, государство значило больше, чем семья, и это им казалось естественным. Потому что процветание государства, по их мнению, было залогом процветания семьи, но никак не наоборот. В то же время оба сознавали, что расставленные ими для себя приоритеты совсем не носят всеобщий характер. Для многих, возможно, для большинства, приоритеты могут быть иными. Не об этом ли свидетельствуют те многочисленные письма, что совсем недавно разбирал Иван Николаевич? И это, притом, что большинство населения страны не знает грамоты, а потому и не пишет. Сколько таких писем будет потом, когда крестьяне научатся писать.
— Наверное, — подумал Иван Николаевич, — когда все население страны овладеет грамотой, тонкий ручеек жалобных писем превратится в мощный поток, который сметет с дороги воров, казнокрадов и разгильдяев. Да-да, дело в грамотности, в знаниях, — решил он для себя и ничего не ответил на реплику гостя.
Андрей тоже не нашел, что сказать, но про себя подумал: — Наверное, существует не одна модель государства. У нас, например, царь — всему голова, а мы его подданные, ему полностью подчиняемся. А может быть и наоборот. Мы, граждане страны, выбираем эту самую голову. Тогда она должна подчиняться нам. Вспомнились ему и лекции по истории, слышанные им в Сорбонне, в том числе и о французской революции, но слово «демократия» он даже про себя не произнес, считая его опасным для своей страны. Считал он его опасным и для бедных итальянцев. Могли бы и сами в этом убедиться, глядя на французов и на их революцию.
Вопрос о том, кто для кого существует, государство для граждан или, наоборот, граждане для государства, здесь, в Петербурге, был решен однозначно в пользу монархии. А иначе и быть не могло.
Так что тирада Анджело повисла в воздухе, смутив ее автора, и без того находившегося в нелегком положении, к чему относился он с некоторой долей юмора, чем, возможно, маскировал неуверенность в завтрашнем дне. Кто он? Военнопленный, или так, случайно заехал погостить в Петербург во время войны. Собственное же здоровье его как будто и не беспокоило вовсе.
Не сразу понял состояние иностранного гостя Иван Николаевич. А когда понял, что с позиции офицерской чести здесь не все в порядке, решил помочь ему определить свой статус. Посоветовался с сыном и написал письмо полковнику Закревскому, сообщив сперва, что поручик Славский, раненый в битве при Бородино благополучно добрался до Петербурга и сейчас находится в доме отца на излечении. Как водится, Федьку с письмом послал. Но вернулся тот ни с чем. В министерстве сказали, что Арсений Андреевич при армии. Зимует где-то в Европе, а когда появится в Петербурге, неизвестно. Но письмо взяли. Пообещали передать, когда оказия сложится.