Сумы как раз начали эвакуировать. Обозы уходили на юг. Я отдал письмо Колзакову и сказал ему, что мать его отказалась эвакуироваться. Но еще не поздно, он сможет поехать и ее уговорить.
Несколько офицеров присоединились ко мне, чтобы ехать в батарею. Среди них поручик Мальцев, которого я ценил за его энергию. Он был пехотным офицером, но старше нас и опытней. С ним я был уверен – мы найдем подводы и батарею. К моей большой радости, в мой вагон попросилась моя сумская красавица и ее кузина. Я, конечно, был в восторге, и мы их довезли до Мерефы.
В Мерефе нам удалось достать несколько подвод, частью санных, частью на колесах. Лежал снег. Мы сгрузили на них обмундирование и пошли на север. Шли всю ночь, и под утро услыхали орудийные выстрелы, и пошли на них. И встретили отступающую нашу дивизию. Встреча произошла у Дергачей, там, где мы стояли с Терской дивизией. Брат ехал на Дуре, оба выглядели устало. Но были живы, и это было главное. Я двинулся со своими повозками за батареей. Шли весь день и всю следующую ночь и пришли опять в ту же Мерефу. Харьков отдали без боя. В эту ночь пошел дождь, снег сошел, и дорога обратилась в сплошную грязь. Сани шли по лужам с трудом. Мне пришлось переложить поклажу с саней на колесные повозки. Сам я ехал на последних санях, которые едва тащились по грязи. Вдруг на краю дороги я увидел худого, изможденного, больного офицера-дроздовца.
– Ради Бога, не бросайте меня. Я болен тифом и идти больше не могу.
Что делать? Я положил его в свои сани и, чтобы их облегчить и самому не заразиться сыпняком, проделал всю дорогу от Харькова до Мерефы пешком, по грязи. Пришли в Мерефу с темнотой. Я ужасно устал. Два дня и две ночи мы только и делали, что шли. Посадил больного тифом в санитарный поезд. Он меня горячо благодарил.
Брат и несколько офицеров поехали поездом в обоз. Я же сел на Дуру, закинул карабин за плечи и принял команду над нашим первым орудием. Дура была в плохом состоянии, а запряжка, особенно корень, в хорошем виде. Солдаты встретили меня улыбками. На одной из следующих остановок распределили обмундирование и отпустили повозки.
Обозненко остался за командира батареи. Было начало ноября 1919 года. Часто лил дождь, и было неуютно. Мы отходили с боями. Люди были хмуры. И все же я был рад снова очутиться в привычной батарейной обстановке среди своих людей и лошадей. Тут не было угрызений совести, которые меня мучили в Сумах из-за безделья. Тут я был на своем месте.
От Мерефы до Лозовой
Большое отступление началось для нашей пехоты от Орла, а для регулярной кавалерии от Севска и до реки Дон. Затрудняюсь сказать, в каком составе была тогда регулярная кавалерия. Она достигла двух корпусов, то есть четырех дивизий, но из-за потерь, болезней и походов превратилась в дивизию. Может быть, были части, которые шли отдельно от нас. Поздней под Егорлыцкой был опять корпус кавалерии. То же явление было и в пехоте. Наши четыре основные полка развернулись в четыре дивизии, но во время отступления были опять сведены в четыре полка.