Мы стреляли по красной батарее, и она замолчала. Хоть я ничего не видел, она хорошо спряталась, но у меня была уверенность, что мои гранаты упали в ее близости.
Под вечер на той стороне реки, на горизонте, громадная красная колонна шла вправо. До них было верст восемь.
Ко мне подошел полковник Псел, командир сводного 12-го полка.
– Разбейте эту колонну вдрызг.
Ужасно не люблю, когда люди, ничего не понимающие, вмешиваются. Но что делать? Отказать нельзя. Все же Псел. Ведь если бы была возможность, я бы не стал дожидаться его разрешения и сам бы открыл огонь. Но стрелять нужно на пределе, что неточно и портит орудие. Снарядов же мало. Подкопали сошник, чтобы задрать ствол на 43 градуса, и пальнули два раза. У меня бинокля не было, был вечер. Но как будто гранаты упали неплохо. Но Псел остался недоволен.
– Я же вам сказал разбить колонну вдрызг, а не постреливать.
Я не стал ему объяснять, предпочел смолчать и прекратил стрельбу. Что-то сегодня все мной недовольны.
После того как Авалов ушел, Казицкий предстал передо мной красный как рак.
– Вы слыхали, что сказал Авалов? Погодин наш начальник, командир батареи! Я этого так не оставлю. Я пойду к Авалову и ему скажу. Почему вы промолчали? Надо было сказать, что он трус и бездарный. Солдаты не будут его слушать. Батарея развалится.
– Успокойтесь, пожалуйста. Я ничего не сказал Авалову, потому что был сам огорошен этой неожиданной мыслью: Погодин, который и своим пулеметом плохо командует, вдруг командир батареи?!. Но мы это устроим по-семейному, без шума. Я поговорю с Погодиным и посоветую ему не рыпаться.
– Я хочу при этом присутствовать.
– Хорошо. Идемте.
Я пошел к Погодину и ровным голосом, без крика ему сказал, чтобы он и не мечтал командовать батареей. Я ему батарею не отдам. А если он все же будет настаивать, то мне придется отдать приказание солдатам его не слушаться. Казицкий это подтвердил. Погодин выслушал молча и потом на нас дулся. Не знаю, жаловался ли он Авалову. Возможно. Но знаю, что Авалов справлялся обо мне и Погодине у Колзакова и у больного Скорнякова. Скорняков вполне меня одобрил. Думаю, что и Колзаков меня одобрил, он же знал Погодина.
Во всяком случае, нового командира нам не прислали и предоставили нам с Казицким выпутываться самим, и мы в общем неплохо выпутались. Никто мне не поручал командование батареей, кроме Казицкого. Просто я взял власть в свои руки, и все нашли это нормальным, кроме Погодина. Я нечестолюбив и другому бы уступил с радостью, но не Погодину. Если хотели сохранить батарею, то нужно было, чтобы Погодин до нее не касался. Пулеметчику вольноопределяющемуся Вильбуа я сказал, чтобы он стрелял из пулемета, если нужно, не считаясь с Погодиным.