– Есть у тебя деньги?
– Да.
Я постеснялся отдать выигравшему мои несчастные три тысячи. Он их взял и ушел. Я провел бессонную ночь. Господи, Господи, что я наделал! Теперь и он проиграется из-за меня. (Я знал, что он пошел спасать меня.) Почему меня не убили на Кубани?
Он вернулся, когда заря чуть осветила окна. Я сделал вид, что сплю, но внимательно следил за ним. Он подошел к окну, и я услыхал шуршание бумаги. Я навострил слух. Деньги?
– Сколько ты проиграл? – спросил он, не поворачиваясь.
– Пятьдесят две тысячи.
Он отсчитал и бросил мне пачку денег.
– Заплати и никогда больше не трогай карт.
Он лег, не раздеваясь, и сделал вид, что заснул. Я не мог дождаться утра. Как только встало солнце, я пошел к выигравшему офицеру и отдал деньги.
– Что вы, что вы. Я не могу взять от товарища такую сумму.
– Возьмите, потому что я играл серьезно.
– Нет, право, я не могу… Вот что я вам предлагаю. Сыграем на все.
И он достал карты.
– Нет, я больше к картам не притронусь. Я уже заплатил за урок.
Я ушел, оставив ему деньги. И с тех пор не играю.
Феодосия
Обе батареи погрузили в длиннейший поезд и повезли в Таврию. А обоз пошел в Феодосию. Шапиловский и несколько офицеров поехали в обоз. Между ними брат, Александров и я. Поместились в Феодосии в дачах на горах.
Тут мы нашли полковника Шафрова, который оказался командиром нашей батареи. Он был болен астмой и редко бывал в батарее, его заменял Шапиловский, который был старшим офицером. Для нас это была, скорей, неприятная неожиданность. К Шапиловскому мы привыкли, а Шафрова не знали или, верней, знали не с самой лучшей стороны. На Северном Кавказе, в Петровском, он чуть не загубил батарею и в Махновском районе рассорился с начальником 2-й группы. Но Шафров нас очаровал. Он устроил ужин, купил хорошего вина, и много, и пригласил всех наличных офицеров, чтобы с ними познакомиться. Он просил Шапиловского нас ему представить. Шапиловский сопровождал каждого хвалебной фразой. Я покраснел, как мак, когда, представляя меня, он сказал:
– Поручик Мамонтов, на любую дикую лошадь может сесть, и она его не сбросит.
Это было сильно преувеличено, но приятно слышать.
Играли наши трубачи. Шафров был весел и остроумен. Он сказал речь о молодости, радости жизни, любви. О счастье. Под конец мы были все в полсвиста. Отпустили трубачей, завладели трубами и стали сами пытаться дудеть. Воображаете? Собаки всей округи нам аккомпанировали воем. Наконец разошлись, унося каждый свой инструмент.
На следующее утро поручик Горобцов зашел за мной, и мы пошли на дачу Шафрова и Шапиловского, где было наше собрание. Шли мы, смеясь и дудя на наших трубах. Из дачи вышел брат.