Мое положение было скверное. Из-за плеврита у меня не хватало дыхания, и я не мог долго бежать. Наши бросили меня и уехали. Я шел, влезал на бугор и надеялся за ним увидать наши цепи – никого. За следующим бугром тоже никого. И так много, много раз. Когда я переваливал через бугор, стрельба махновцев прекращалась – они меня не видели. Но я боялся, что конные, которых у них было трое, воспользуются этим моментом, чтобы зайти мне во фланг или тыл. Я пускался бегом под горку. Потом опять появлялась цепь махновцев, и стрельба возобновлялась. Чтобы перевести дыхание, я останавливался и выпускал по ним обойму. Конечно, мои пули не приносили им вреда, но их свист, думаю, сдерживал особо рьяных, показывая, что я буду защищаться.
Мысль выбросить патроны из карманов для облегчения не пришла мне в голову. Я шел, бежал, останавливался и стрелял, снова шел, снова бежал, снова стрелял, и так без конца среди роя пуль. Во рту появился вкус крови. Горизонт стал качаться. Конечно, это я качался, а не горизонт. Нужно глубоко дышать. Только не свалиться и не попасть живым им в руки.
На этот раз, странно, я не особенно боялся, хоть вполне отдавал себе отчет в безнадежности моего положения. Ни минуты я не терял головы, как случалось раньше. Все время мысль работала отчетливо и напряженно.
В ушах шумело, и я не слышал выстрелов, но видел пыль от пуль. Иногда я видел перед собой дорожку пыли от пулемета. Она начиналась слева, подходила ко мне… Вот сейчас удар в спину, и все будет кончено. Лишь бы убили, а не ранили и потом замучили, думал я почти равнодушно… Пыль переходила направо, возвращалась и переходила налево.
Во мне боролись два чувства. Ум говорил: «На этот раз кончено. Тебе не удастся выбраться. Лучше покончить самому. Разуйся, возьми дуло ружья в рот и большим пальцем ноги нажми на спуск – череп разлетится на куски». Но для этого нужно было остановиться, сесть, разуться – потеря времени.
Другой же голос – жизненного инстинкта – кричал: «Не слабей и не сдавайся до последнего. Нужно все испробовать, чтобы спасти жизнь. Может быть, что-нибудь случится. Ангел-хранитель, помоги и заступись». И я снова шел, бежал, стрелял. А они шли за мной, стреляли и приближались. Я все надеялся, что они отстанут. Мне казалось идиотством преследовать одного человека целым полком. Как оказалось потом, это была контратака махновцев, мое несчастье было, что я оказался на их пути.
Солнце стало клониться к западу. Господи! Сколько же часов длится этот кошмар? Ведь началось до рассвета! Господи, пошли мне лошадь, самую лядащую, но лошадь.