Шон пожимает плечами, будто они обсуждают детскую книгу или досужие сплетни соседей.
– Сам не знаю. Только когда Перс… он говорит, то словно… вкладывает свои слова мне в голову. И получается, что я сам начинаю хотеть то, чего он от меня просит. Если он говорит мне стоять – я стою. Если говорит бежать – я бегу. Будто я сам хочу стоять и бежать.
– И будто ты сам не хочешь мне ничего рассказывать, – заканчивает его мысль Теодор. Шон кивает, отправляя в рот соленый арахис из плошки на столике между ними. На некоторое время его дергающаяся нога замирает в воздухе, и пока он жует, Атлас приходит к неутешительному выводу: узнать что-либо о Персивале через Шона не получится.
– Постой, – вдруг говорит Теодор. – Но ведь ты рассказывал мне, как этот… колдун, чтоб его, сделал тебя бессмертным. Ты же говорил о нем, не затыкаясь, весь полет до Лиона трещал.
– Да-а, – с готовностью тянет Шон. – Потому что та история касалась напрямую меня. Ну и я уж-жасно хотел обо всем поведать. Ты меня поймешь: я лет двести ни с кем об этом не разговаривал, а тут вдруг такая возможность, я не мог…
– Не мог удержаться от желания. – Теодор встает с дивана, бросает истерзанный лист бумаги на пол и начинает мерить шагами гостиную. – Значит ли это, что ты при большом желании смог бы преодолеть навязанные тебе приказы?
Шон выпрямляется, сбрасывает с колен клетчатый плед с крошками орехов. Трясет головой, как собака, и только потом, замерев, задумывается над словами Теодора.
– Думаю, да, – наконец соглашается он. – Тогда ведь я жутко боялся за Клеменс и думал, что она в опасности. Я, знаешь ли, не эгоист.
– Я и не говорил, что ты…
– Но если речь вдруг зайдет о моей, скажем, жизни, то я тоже молчать не стану.
Теодор оборачивается к Шону.
– Другими словами, если ты вдруг окажешься в смертельной опасности, то тут же сможешь все выложить, обойдя его запреты?
– А ты хочешь это проверить? – ухмыляется Шон.
Господь милосердный. Теодор мысленно ставит на лоб отвратительному подростку отметку помощника сатаны и стонет.
– Если придется, я проверю, не сомневайся, – говорит он. – Но сейчас это просто теория. Мысли вслух.
Шон кивает и, крепко задумавшись, кусает ноготь большого пальца. Теодор с удивлением понимает, что бессмертный юноша всерьез ведется на простую провокацию.
– Вряд ли мне когда-нибудь грозит смерть, – говорит Шон спустя полминуты, – разве что от его собственных рук – такого я еще не пробовал, да и ни к чему было такие эксперименты ставить, знаешь ли. И он меня под пули лезть не просил, с моста в реку кидаться не просил, вешаться тоже не…