— Эти идиоты, по-видимому, хотели мне угодить, назначив Митю… Они не заметили, что хотя мы с ним носим одну и ту же фамилию, но он просто обыкновенный дурак, которому впору только печатные пряники жевать…
Крымскими санаториями Ленин заинтересовался. Но не для себя.
Коллонтай: «От Ленина запрос Дмитрию Ильичу: нет ли хорошего санатория у Черного моря, куда хочет приехать Марья Ильинична, его сестра. Дмитрий Ильич, конечно, ответил, что положение здесь очень неспокойное, но всё же потребовал, чтобы я немедленно поехала на берег Крыма, в Гурзуф и Ялту, посмотреть на всякий случай, в каком состоянии находятся наши санатории и нельзя ли что-нибудь устроить для Марьи Ильиничны»…
Но крымская эпопея, начинавшаяся так удачно, оказалась жестоким испытанием для Александры Михайловны. Вместо счастливой жизни с любимым мужем в курортных условиях — скандал из-за мужниной неверности.
Она делилась с Зоей Шадурской: «Зоюшка, дорогая! Никогда бы не поверила, что это может стрястись со мною. Это хуже, чем в самом нелепом, бульварном и пошлом романе… Павел, как всегда, неожиданно вернулся из военкомата:
— Сейчас еду на фронт. Собери мои мелочишки, главное, не забудь портфель с бумагами…
Машина подана, и я спешно собираю вещи Павла, укладываю в сумку. Щупаю, нет ли носового платка в кармане френча, и вытаскиваю два письма: одно письмо — женский почерк и подпись — «твоя, неизменно твоя Нина». А другое — письма в ответ этой самой Нине…
Павел всегда искренен со мной. Я ведь это чувствовала, особенно в момент прощания с ним. Конечно, я ему ничего не сказала. Но, Зоюшка, признаюсь, я сделала маленькую женскую подлость: я переложила оба письма из внутреннего кармана в наружный, пусть заметит, что я их читала. И когда он переодевался, он, конечно, это заметил.
Когда машина ушла, я заметила на столе записку Павла:
«Шура, я иду в бой, может, не вернусь. Моя жизнь, как и всех нас, нужна республике. Прости меня. Помни, ты для меня единственная. Только тебя люблю. Ты мой ангел, но мы ведь с тобою месяцами врозь. Вечно твой»…
Главное сознание: неужели Павел разлюбил меня как женщину? Самое больное было, что его письмо к этой девушке, или женщине, начиналось: «Дорогая Нина, любимая моя голубка…» Зачем он назвал ее голубкой, ведь это же мое имя? Он не смеет его никому давать, пока мы друг друга любим. Но может быть, это уже конец?
Ты скажешь, Зоюшка: «Тем лучше, твоя жизнь с Павлом сплошная мука. Ты к нему приспособляешься, ты себя забываешь, ты теряешь свой облик ради него. Выпрямись, Коллонтай, не смей бросать Коллонтай ему под ноги. Ты не жена, ты человек»…