— Нам грозят ужасы вражеского нашествия, — говорил он. — В случае победы русского деспотизма, запятнавшего себя кровью лучших сынов своей страны, наш свободный народ может потерять многое, если не всё. Мы должны подкрепить делами наши слова о том, что в минуту опасности мы не бросим нашу родину на произвол судьбы. При этом наши действия не противоречат принципам Интернационала, всегда признававшего право каждого народа на национальную независимость и на самозащиту. Мы надеемся, что жестокие страдания военного времени вызовут у миллионов людей нового поколения отвращение к войне и они проникнутся идеями социализма и мира. Руководствуясь этими принципами, мы голосуем за военные кредиты…
В Германии патриотический подъем в 1914 году был таков, что говорили о горячке или «мобилизационном психозе». 2 августа молодой человек без определенных занятий по имени Адольф Гитлер пришел на мюнхенскую площадь Одеон-платц, чтобы услышать объявление войны России. В тот день мюнхенский фотограф Генрих Гофман сделал панорамный снимок. Среди других лиц он запечатлел счастливое лицо Гитлера.
— Вы вернетесь домой раньше, чем листья упадут с деревьев, — напутствовал кайзер Вильгельм II своих солдат.
Русские эмигранты в Европе попали в трудное положение. В странах Антанты они рассматривались как враждебные антивоенные агитаторы. А в государствах Четверного союза их просто арестовывали как подданных противника.
Первого августа 1914 года Александра Коллонтай приехала в Берлин из Тироля и была 3 августа арестована как российская подданная берлинской полицией. На следующий день ее отпустили. Ей и другим русским социал-демократам помог депутат рейхстага Карл Либкнехт. Выданный ей мандат на III Международную конференцию социалисток доказал немецкой полиции: «Русская социалистка не может быть другом русского царя».
Из Берлина она дала знать Щепкиной-Куперник: «Только что вырвалась из немецкого плена. Пришлось пережить много ужасов и тяжелого. Даже не верю, не верю, что вырвалась…»
Шестого сентября она через Данию отправилась в нейтральную Швецию. В конце сентября из Стокгольма сообщала Щепкиной-Куперник: «Здесь такая тишина!.. И жизнь точно переносит тебя на многие десятилетия назад. Пусть дома и в стиле модерн, пусть налицо все удобства XX века — Швеция еще живет в середине XIX века: столько здесь неторопливого благодушия, приветливости… Порою мне кажется, что это не я здесь, а моя мама, так всё похоже на ее рассказы из ее молодости… После берлинской жизни с ее напряжением всех нервов, с ее ужасами и бессонными ночами — это отдых. Но странно и даже жутко сейчас находиться в этом оазисе тишины…»