И теперь, когда молодая симпатичная девушка так бесцеремонно вторглась в его личное пространство, подполковник почувствовал легкий укол в области сердца — кто-то ступил на его территорию.
Но вторая половина души Днёва кричала об обратном. Она хотела освободиться от прошлого, вылететь из этой клетки, чтобы начать жизнь заново, с чистого листа. А потому, то, что делала Анна, отчасти показалось подполковнику шагом навстречу этой свободе. Она прикоснулась к запретному для посторонних глаз, но так беззаботно и легко, что это было даже удивительно. Днёв прекрасно понимал, что если бы девушка попросила у него разрешения посмотреть фотографию, он бы, скорее всего, ответил бы отказом. И равновесие бы сохранилось, не нарушив стабильности его внутреннего мира.
— Что с ней случилось? — Анна продолжала свое победоносное наступление. — Такая молодая…
— Она погибла…
И снова черная волна накрыла Днёва с головой.
Аля погибла в самом начале лета. Погибла нелепо. Ее убил грабитель. Сам этот факт уже был из ряда вон выходящим — уличная преступность в СНКР была практически сведена к нулевой отметке. Но Днёв знал, что это информация для широкой общественности. Он же обладал инсайдерской информацией. В СНКР грабили. И убивали. И насиловали. Но то, что его Аля может стать жертвой отморозка, Борис никогда себе представить не мог.
В тот день он, как обычно, вернулся с работы около восьми. Жены дома еще не было. Обычно Аля не задерживалась, так что Днёв немного разволновался, но подумал, что, скорее всего, она заболталась с какой-нибудь подругой или зашла в магазин. Отовариваться Аля могла и в спецмагазинах МНБ, не отстаивая длинные очереди, но она предпочитала не выделяться и привилегиями пользовалась крайне редко. В этом, вообще, была вся ее суть — она могла быть эстетствующей декаденткой по вечерам, презирающей человеческие стада, но с утра заявить, что в жизни не пойдет в какой-то особенной магазин, а будет толкаться вместе с нормальными людьми в обычном… Эти перемены в ней и пугали, и завораживали Днёва. Но точно он знал одно — в глубине души Аля ненавидела нацкомовскую власть. При этом, она не призывала на баррикады, а просто обустроила свое безопасное гнездо, в котором можно было хоть как-то укрыться от серой обыденности и находится под защитой мужа в погонах.
Когда стрелки часов застыли на цифре десять, Днёв запаниковал. Начинался комендантский час. Але, как жене офицера МНБ позволялось в это время перемешаться по городу, но она, как правило, этого не делала. А если и делала, то всегда звонила и сообщала, где она и с кем.