— По девочкам пошел! — убеждал Бобочка. — Султаныч — ходок, каких поискать. Гарем уважает!
— Что ходок — правильно, — отвечал механик Сережа, — только не было случая, чтоб он хоть раз прогулял.
— Заболел! Любовь — болезнь, — нравоучительно изрекал Бобочка, — вроде насморка. Будешь лечить, пройдет через семь дней, не будешь — через неделю. Спорим, Султаныч через неделю заявится. Худой, бледненький, но здоровый!
— Много ты знаешь!
— А то! Я раз сто болел. И все неделю, не больше.
— Знаем, каким ты насморком болел, — хихикнув, отозвался слесарь Веня, — не в носу!
— Фуй, оха-альник, — тоненько пропел Бобочка. — Уйди, нехороший, из моей песочницы!
Виляя бедрами и мелко перебирая ногами, Бобочка удалился, и желтый круг на его спине плавно покачивался в такт шагам.
Теперь заговорили о повышении ставок охранникам и гадали: не касается ли оно их, обслуживающих автопарк? С одной стороны, вроде бы нет, хотя с другой…
— Мы перед рейсом и после каждую тачку проверяем, — рассуждал механик Гоша. — Получается, как охрана пассажира от аварии. Разве не так? Опять же шофер должен тоже в оба глядеть. Скажи, Макаров?
— Должен, — коротко подтвердил Саша и предпочел уйти, чтобы не продолжать разговор. Утром, когда ехали за шефом, Корчагин уже обрадовал его стопроцентной надбавкой и велел глядеть в оба. Саша тут же припомнил Ромкину тираду накануне о пороховой бочке. Как в воду глядел Роман — цена Макаровской жизни поднялась вдвое.
Часа через два в гараж влетел джип. Вылезли Корчагин, трое охранников и почему-то — Туманский. Обычно важный, он выглядел сейчас как описавшийся в хозяйской спальне спаниель.
Корчагин помчался наверх, а Семен Михайлович осторожно поставил на асфальт свой «дипломат», тут же снова подхватил его, потоптался, озираясь, потом подошел к механикам и попросил закурить. Те настолько удивились невиданному демократизму вице-президента, что все как один торопливо полезли в карманы.
— Почему Токарева не видно? — прикуривая, спросил Туманский. — Опять выпил?
— Трезвый, — успокоил Сергей. — Кофе пьет.
— Что ли и мне выпить? — искусственно зевнув, подумал вслух Туманский и отправился в бар.
* * *
Событие в доме Туманского оказалось трагикомическим. Выйдя из квартиры, Семен Михайлович аккуратно принялся за сложные замки бронированной двери. Заперев два верхних, он перевел глаза на нижний и обмер. К дверной ручке была привязана гроздь из трех черных рубчатых гранат.
Забыв про лифт и потеряв всякое достоинство, Туманский кинулся вниз по лестнице, подвывая и повизгивая от животного ужаса. На площадке третьего этажа он остановился, ослепленный новой мыслью, и едва не лишился сознания. Киллеры! Они обычно поджидают жертву внизу, у выхода, чтобы как можно быстрее смыться. Семен Михайлович привалился к стене и прислушался, но слышен был только оглушительный стук его собственного сердца.