— Ты?! За мокруху?!! И кого же ты замочил? Мышь на навозной куче?
— Нет, — тихо ответил новенький. — Семь человек. Семью. Отца, мать, трех сыновей и дочь. А также их горничную и конюха.
Смеяться перестали. Чуть охреневший от полученной информации Сютрель смерил его недоверчивым взглядом и спросил:
— Это как? Дом баклажил, что ли? Или на дороге шиша с криком ловил?
— Нет. Я их лечил. У них подозрение на проказу было. Муж, моряк, завез с юга… наверное. Врачевать их никто не хотел. Я бы тоже не пошел, но была нужна работа. Я взял у них деньги, купил настой мяса гадюк и яд. Этим лепру лечат. Правда! Этим! А когда готовил микстуру, налил в нее слишком много яда. У меня руки тряслись, — виновато опустил голову новенький. Я когда еще готовил, понял это, но тогда мне показалось, что ничего страшного в этом нет. Подумаешь, немного перелил. Настоя купил мало. Он дорогой, а я это… сэкономил. Купил немного рома. И когда с рынка возвращался, выпил.
— Ясно. И с тобой все ясно, и с твоим местом в жизни. Видишь вон те нары, возле отхожего места?
— Вижу.
— Твои. А вот погоняло никак не придумывается. Но мы вот, что сделаем. Ты его не у нас спросишь, а у дубаков полосатых снаружи.
— Как это?
— Подходишь к двери, наклоняешься к щели и громко базлаешь: «господа легаши, дайте имя от души».
— Легаши?
— Это традиция. Они не обижаются. Всё понимают.
— И долго кричать?
— Пока имя не дадут. И вот тогда это имя станет твоим. Во всяком случае, до тех пор, пока ты здесь. Кстати, ты сам откуда?
— Из Ликеделла.
Эрик вспомнил, где он слышал этот голос. И подался назад. Не хватало, чтоб новенький его узнал.
— Это пиратская столица который? — уточнил Сютрель. — Слышал. Ладно, иди к двери заряжай ры-ры.
— Прямо сейчас?
— Конечно! Как ты жить без имени будешь?
Доктор, тот самый мальчишка, которого Эрик в Ликеделле позвал, чтобы вылечить раненного Рыжего, подошел к двери и под плохо скрываемый смех окружающих лег перед ней.
— Господа легаши, дайте имя от души!
Доктор был не такой уж и дурак, но высококультурно наивен. Хоть и покрутился в низах, но привыкнуть к такому обществу не сумел. Да и алкоголизм не способствовал развитию навыков общения. Эрик немного знал такой тип людей. Погрузиться в пьяное забытье и больше ничего от жизни не надо.
Доктор кричал под дверь минут десять, иногда прикладывая к тонкой щели ухо, надеясь услышать ответ. Затем дверь открылась и в камеру вошли крейклинги. Человек пятнадцать. Вид у них был и мрачный, и озадаченный одновременно.
Доктор встал, неуверенно улыбаясь. Крейклинг в берете, надо полагать главный среди вошедших, окинул его взглядом. Затем сказал, что-то вроде «гкхм», обвел взглядом камеру и давящихся от смеха пленников. Сказал «понятно», схватил доктора за шкирку и нагнул к бассейну.