– Что происходит, Бен? – говорю я, оборачиваясь. – Что не так с моим днем рождения?
Он улыбается, и на секунду мне чудится, что улыбка эта какая-то тревожная.
– Сюрприз. Поэтому не ройся в моем Шуме, пожалуйста.
Хотя я почти мужчина и почти с Бена ростом, он все равно немного нагибается ко мне: не слишком близко, в самый раз, чтобы я не чувствовал себя неловко. Я чуть-чуть отвожу взгляд. И хотя это Бен, хотя я доверяю этому человеку больше, чем всем остальным в нашем гнусном городишке, и хотя он спас мне жизнь и спасет снова, если придется, я все равно не горю желанием открывать ему Шум, потому что при мысли о случившемся на болоте грудь отчего-то спирает.
– Тодд? – Бен приглядывается ко мне.
– Тихо, – тявкает Манчи. – Тихо на болоте.
Бен смотрит на Манчи, потом переводит мягкий, полный тревоги взгляд на меня:
– О чем он, Тодд?
Я вздыхаю:
– Мы видели на болоте одну штуку. Ну, не то чтобы видели, оно спряталось, но это было вроде дыры в Шуме, какая-то пустота…
Я умолкаю, потому что Бен перестал слушать мой Шум. Я открыл ему свои мысли и вспоминаю случившееся как можно правдивей, а он почему-то уставился на меня ожесточенным взглядом, и сзади доносится Шум Киллиана: тот идет по полю и испуганно зовет нас с Беном, и Шум Бена тоже начинает немного жужжать от волнения, а я все продолжаю вспоминать ту дыру, только тихо, тихо, как можно тише, чтобы меня не услышали в городе. Киллиан все еще идет к нам, а Бен просто смотрит, смотрит на меня, пока я наконец не выдерживаю.
– Это спэки? – спрашиваю я. – Спэки вернулись?
– Бен! – орет Киллиан, шагая к нам через поле.
– Мы в опасности? – не унимаюсь я. – Будет война?
Но Бен только выдавливает: «О господи!», очень тихо, потом повторяет и тут же, не двигаясь и не сводя с меня глаз, говорит:
– Тебе надо бежать. Бежать прямо сейчас.
Киллиан подбегает к нам, но сказать ничего не успевает – Бен тут же его осаживает:
– Не думай об этом! – Он поворачивается ко мне: – Ты тоже не думай. Прикрой другим Шумом, ясно? Спрячь. Спрячь как можно дальше!
Он хватает меня за плечи и стискивает так крепко, что кровь начинает стучать в голове еще сильней, чем раньше.
– Да что стряслось? – не понимаю я.
– Ты шел домой через город? – спрашивает Киллиан.
– Конечно через город! Другой дороги вроде не проложили, – огрызаюсь я.
Лицо у Киллиана становится жестоким, но не потому, что он злится на меня, а потому, что ему страшно. Я слышу его страх – он похож на громкий крик в Шуме. На меня уже не орут за словечки вроде «черт» и «клятый», и оттого мне становится еще больше не по себе. Манчи лает как ненормальный: «Киллиан! Тихо! Черт! Тодд!», но его даже не думают успокаивать.