— О, Боги! — воскликнул Токсарис. — Неужели я вижу перед собой посланцев моей Отчизны!
Путешественникам трудно было узнать в статном эллине, одетым в элегантный хитон, с выбритой бородой, без пояса и без оружия своего земляка. Токсарис крепко обнял Савлия и протянул руку для приветствия Анахарсису.
— Не ты ли Анахарсис, сын Гнура? Твой род знатнейший, один из самых первых в Скифии.
Анахарсис растрогался от сознания того, что за тысячи стадий от родной земли этот человек помнил его и оттого, что он обратился к нему на родном языке. Пусть он поменял одежды, но язык не забыл.
— А ты, друг, откуда знаешь меня? — спросил Анахарсис.
— Да ведь я сам происхожу оттуда, из вашей земли, а имя моё…
— Имя твоё Токсарис, — прервал его Анахарсис. — Савлий мне поведал о тебе. Из любви к Элладе покинул ты Скифию, и живёшь здесь уважаемый лучшими людьми.
— Да я тот самый.
— Позволь нам с Савлием стать твоими учениками в Элладе, — скромно сказал Анахарсис. — Ради наших отеческих Богов, возьми нас, Токсарис, будь нашим руководителем и покажи всё лучшее в Афинах.
— Я рад служить вам и быть вашим учителем, — смутился Токсарис. — Если тебя, конечно, устраивает, Анахарсис, что я происхожу не из царского рода и не из колпаконосцев, а из толпы простых скифов, называемых «восьминогие», ибо были у меня пара быков и одна повозка.
— Человека от другого человека отличает не знатность, а знания и ум. Мы готовы слушать тебя Токсарис, — сказал Анахарсис.
Савлий с готовностью кивнул головой, подтверждая слова Анахарсиса.
— Войдите в мой дом, — пригласил дорогих гостей растроганный встречей Токсарис.
Гости поднялись по короткой каменной лестнице и, минуя миниатюрный сад, вошли в дом.
В комнате для гостей царил полумрак, приятная прохлада ласкала тело. Токсарис усадил гостей на скамьи с изголовьями, а сам сел в хрупкое кресло, ножки которого, словно рога критских быков, острыми концами вонзались в мозаичный пол.
— Ты стал богат, побратим мой, — сказал Савлий, восторженно осматривая помещение.
— Богатство даёт уверенность, друзья — радость общения, — улыбаясь, дипломатично ответил Токсарис.
Он хлопнул в ладоши, и в комнату вошли две красивые юные рабыни. Одеты они были в светлые хитоны и обуты в лёгкие сандалии. Тела девушек под тканью легко угадывались, но они вызывали не столько эротическое желание, сколько восхищение, какое могут вызывать статуи в храмах.
— Нравятся? — кивнув на девушек, спросил Токсарис.
— Нет слов, как они прекрасны, — ответил Анахарсис, — но девушки Скифии тоже красивы, пусть и не так ухожены, как эти рабыни.