— Я должен попросить прощения, — вдруг сказал он.
— За что?
— За то, что нарушаю вашу просьбу больше с вами не общаться.
— Э… — я лихорадочно перебрала в памяти события последних дней. — А я вас просила?
— В тот вечер, когда вы на меня прикрикнули, помните?
— О, — снова я пришла в замешательство. — Ну, я же извинилась.
— За тон — да. Но сама просьба была недвусмысленна.
— Ну… — собственно, не общение как таковое было мне неприятно, а все эти неуклюжие, напоказ, знаки внимания, но как сказать это своему работодателю прямо? — В принципе, если вы хотите просто поговорить, я ничего не имею против. Но только поговорить! Не надо пытаться за мной ухаживать.
— Боюсь, что мне будет трудно определить, где простой знак внимания с вашей точки зрения перерастает в ухаживание. Так что вы мне просто говорите, что вам не нравится, хорошо? Не стоит тянуть до последнего, чтобы потом сорваться.
— Ладно, договорились, — кивнула я.
— Ну и, раз так… Вы не будете против, если я приглашу вас на ужин?
Я невольно рассмеялась:
— Вы неисправимы!
— Есть такое дело, — он с покаянным вздохом развёл руками. — Не могу заставить себя общаться с голодными женщинами.
— Вообще-то мы уже перекусили в машине, помните?
— Так то просто перекусили. Конечно, тут ресторана с натуральным мясом не найдёшь, но вон там продают вполне пристойные бургеры. И пиво. Любите пиво?
— Не очень. Да и мешать не хочется.
— Тогда можно попросить просто воды или чая. Так составите мне компанию?
— Ладно уж, — кивнула я. — Ведите.
Бургеры и правда оказались неплохи, хотя и с отчётливым химическим привкусом. Но его почти маскировал в меру острый соус, так что придираться не хотелось. С некоторым удивлением я вдруг обнаружила, что мы болтаем как старые приятели: я объясняю ему тонкости устройства гладиаторских боёв, а он пересказывает мне свежий детектив. Былые раздражение, опасения, подозрения, которые я к нему питала, куда-то испарились, и я просто получала удовольствие от хорошей беседы. Тем более, что бы там Фредерик ни говорил, он отлично держал себя в рамках, не делая ничего такого, за что мне захотелось бы его одёрнуть. Договорить за едой мы не успели, и он пошёл меня провожать до места ночлега. Хотя, конечно, дело было в том, что и сам ночевал там же. И только у самой наружной лестницы, ведущей на второй ярус «этажерки», когда мы остановились, и я уже собиралась сказать что-нибудь прощальное, он вдруг произнёс:
— Знаете, не могу удержаться. Я всё же должен сказать вам одну вещь. Только не отвечайте ничего!
— На что не отвечать?
— Мне кажется, что я в вас влюблён.