— Приятное обещание, — нахожу силы для пары слов.
— Это угроза — и очень серьезная.
Он обхватывает себя ладонью, на этот раз двигая рукой жестким рваным ритмом, и мое сердце начинает качать кровь строго в такт этим движениям. Я как будто настроена на особенную музыку, из которой слышу только ударные, направленные прямо в центр моего удовольствия. И собственные пальцы поднимаются выше, до того места, где спрятан мой личный триггер удовольствия. Одно касание — и голова откидывается назад, безвольно и жалобно ноют ставшие стеклянными палочками вены. Несколько вибраций в рассинхрон — и меня разорвет изнутри.
— Я завидую твоим пальцам, — совсем низким шепотом признается Андрей.
— А я твоим.
— Хочешь меня в рот, маленькая извращенка?
Вместо ответа я просто прикусываю большой палец, туго обхватываю его губами и посасываю.
Никто и никогда не говорил мне, что это так приятно — ощущать на себя мужское желание, страсть и потребность настолько явную, что от нее хочется плакать и смеяться одновременно.
Никто и никогда не говорил мне, что только так и должно быть.
Только так — правильно. Для него, для меня, для нас.
— У моей любимой выдумщицы кончились слова?
— Демонстрации недостаточно? — подыгрываю я.
«Мои ангелы внутри меня не справились…»
— Нет. Говори, я хочу, чтобы ты отымела меня языком, хотя бы фигурально.
Он совершенно ненормальный.
Он — совершенство для меня.
— Конечно, мой невозможный мужчина, я хочу тебя в рот. — К черту, все к черту! — Хочу до безумия, потому что меня заводит мысль стоять перед тобой на коленях, чувствовать твои пальцы у меня в волосах, чувствовать твои подталкивающие движения.
Я надавливаю на клитор указательным пальцем, и первая судорога простреливает от лобка к пупку.
Андрей приподнимает бедра, несколько раз ударяется в кулак — и замирает, нервно сглатывая.
— Хочу знать свой предел, — шепчу я, совсем отрываясь от реальности. Влажный от моей собственной слюны палец скользит по острой вершине соска, и меня снова трясет от необходимости разрядиться. — Хочу узнать, какой ты, когда медленно трахаешь мой рот.
— Блядь…
Он срывается, как будто я назвала контрольное слово.
Просто рвано дышит, просто чуть сильнее сгибает ногу — и движения кулака становятся быстрее, сильнее, жестче. Я откликаюсь собственными бедрами и прикушенными до крови губами.
Мне слишком хорошо, чтобы трезво соображать, но я должна увидеть все, что он даст мне. Хотя бы для того, чтобы окончательно тронуться умом, перешагнуть рубеж собственного смущения и больше никогда не оглядываться.
Я жадно впитываю все: и прикрытый ресницами взгляд, и странную бледность на вершинах щек.