— Ты совсем дурная что ли?! — прет на Яну водитель «Вольво». Грубо пихает ее к обочине, и она, путаясь в ногах, падает.
Блядь, ну вот нахрена мне еще и этот геморрой?
Выхожу из машины, нарочно сильно толкаю мужика плечом, нарываясь на порцию «ласковых» слов, и подаю Яне руку. Она вообще не в себе, потому что даже встать сама уже не может, и приходиться на руках усадить ее в машину. У меня нет ни единой мысли, куда ее везти, и совершенно ясно, что в таком состоянии она не скажет ничего связного, так что остается только один вариант: отпоить ее кофе и попытаться разговорить. Не выбрасывать же ее обратно на улицу.
Всю дорогу, пока я ищу работающий в это время кофейный павильон, Яна что-то бессвязно бормочет, плачет и смеется, и изредка просто замолкает, стеклянным взглядом рассматривая дорогу перед собой. Но когда даю ей большой стакан крепкого двойного кофе, принимает его с чем-то отдаленно напоминающим благодарность. Я бы сказал, куда она может ее запихнуть, но, по-моему, с Яной произошло именно то, что называют справедливостью, и любое мое слово будет добиванием смертельно раненого животного.
— Спасибо, — говорит она, после пары глотков, пока я паркуюсь на стоянке возле ночного магазина. — Никогда не думала, что… единственным человеком, который от меня не отвернется, будешь ты.
— Если честно, мне плевать, что ты думаешь.
Она грустно улыбается и кое-как приводит себя в порядок, хоть снова начинает плакать, когда не получается прикрыть юбкой дырявые колготки и ободранные колени.
— Я отвезу тебя в травмпункт, тебе нужна помощь.
— Нет! — слишком резко выкрикивает Яна. — Просто… дай мне минутку прийти в себя, и я уйду.
Пожимаю плечами — ей виднее. Возиться и уговаривать я не собираюсь, тем более, что еще полчаса назад написал Йори, что еду домой, и она наверняка уже начала волноваться. Успеваю отправить сообщение, что пришлось задержаться, и когда приеду-все ей расскажу. И все это под пристальным взглядом Яны.
— Что? — не выдерживаю я, когда понимаю, что она пытается заглянуть в мой телефон. — У тебя вроде есть за кем присматривать, нет?
Она грустно улыбается и вдруг говорит:
— Для нас уже поздно, да? Стать нормальной семьей, быть мамой, папой и Соней.
Я все-таки громко и на этот раз цинично ржу. Воистину — нет предела человеческому самомнению.
— Для нас, Яна, никогда и не было вовремя.
Конечно, она ждет от меня других слов другим тоном и если бы я был хорошим славным парнем, то наверняка нашел бы в себе силы пожалеть ее в таком моральном состоянии. Но хорошим парнем я никогда не был, а цинику и засранцу во мне глубоко плевать на чувства женщины, которая сперва обманула меня, потом продала нашего ребенка, словно кусок мяса, а потом еще раз попыталась обвести меня вокруг пальца.