— По-моему, это плохая идея и…
— Йори, просто съезди на пару недель, — перебивает мое «нет» отец. — Пока мы с мамой подумаем, что делать с бабушкой. Ей нельзя оставаться одной, возраст уже не тот.
Я просто согласно киваю.
Это не судьба. Просто случайность. Совпадение.
Именно так и буду думать, потому что так безопаснее.
Удивительно, как быстро можно собрать вещи, даже если делаешь все, чтобы оттянуть момент. А оказывается, все дела вдруг сделаны, вся посуда перемыта, и даже занавески я стирала на прошлой неделе, когда пытались убить время и не думать об Андрее. И сейчас, сидя перед двумя спортивными сумками, не знаю, чем заполнить время. Поэтому просто складываю самые необходимые на пару недель вещи. Любимую меховую шубку, теплые свитера, пару костюмов, джинсы и рубашки. Долго смотрю на красивое красное платье, которое до сих пор висит с биркой, потому что не случилось повода его надеть. Оно мне идет — это признало даже отражение в зеркале, хоть я крайне критична к своей внешности. Мысленно примеряю на себя пунцовую мягкую ткань, представляю, как буду спускаться в наряде по лестнице, как буду стучать каблуками по мраморным ступеням какого-то театра… и фантазия охотно дает пинка под зад.
Закрываю шкаф и на всякий случай опираюсь на дверцу спиной. А то вдруг передумаю.
Глава двадцать четвертая: Андрей
Наверное, первый раз за две недели я нормально сплю. Не ворочаюсь в постели, чувствуя себя Джордано Бруно на костре святой инквизиции, не хочу «почесать» себя теркой для овощей.
В общем, просто тупо сплю: без снов, с пустой башкой и, не думая о том, что Соня, которой уже стало намного лучше, прискачет ко мне в шесть утра. Как мало, оказывается, нужно для ощущения счастья. Просто тупо хорошо выспаться.
— Эй, спящий красавец, тебе нужно поесть. — Мать трясет меня за плечо и, зная мои повадки, тут же стягивает одеяло с моих плеч, мешая укрыться с головой. — Андрей, ты вторые сутки ничего не ешь, так нельзя.
— Я могу проглотить пару кусков сырого мяса, — ворчу в ответ, накрывая голову подушкой. — Все равно сварится внутри.
— Вставай, — безапелляционно говорит эта бессердечная женщина — и я нехотя открываю глаза.
Сначала думаю, что ослеп, потому что перед глазами какое-то красно-розовое размытое пятно, но, проморгавшись, различаю сердце, криво нарисованное на альбомном листе и закрашенное местами почти до дыр, а местами с проплешинами.
— Я тебя люблю, папочка, — щебечет Сова и крепко обнимает меня за шею.
Что?
— День влюбленных, — подсказывает мать.
Я целую Соню в кончик носа и бережно кладу рисунок на соседнюю подушку.