Давненько он вывозил отсюда стрельцов. А вот ведь будто ничего не переменилось: та же шкура, тот же балаган и костер. Тот же шаман сидит на корточках возле дымокура. Черное бугристое лицо, та же грива белых как снег волос лежала по плечам.
— Вечный, что ли? — чертыхнулся Иван.
Лодка ткнулась в берег. Угрюм резво и весело выскочил на сушу. Неохотно поднялись и сошли на берег хмурые ясыри, молчавшие всю дорогу. Поднялся с кормы Иван.
— Ну что, пришел? — по-русски прошамкал шаман. Можно было понять, что он ждал Ивана..
Помнилось, старик прежде был беззубым. Теперь бросился в глаза желтый пенек непомерно длинного зуба, торчавшего из запавших губ.
— Пришел! — по-кетски ответил Похабов, не понимая, узнал ли шаман его или все русские были для него на одно лицо. — Помнишь меня? — щелкнул пряжкой шебалташа, снял опояску, бросил старику на колени, как и в прошлый раз.
Шаман принял ее, не отбросил. Долго разглядывал золотые бляхи. Соединял и разъединял их. Опять заложил между ладоней, закрыл глаза.
Угрюм, поглядывая на старика, развел костер у воды и стал щипать набитую птицу. Князец и его родственник молча присели у дымокура. Шаман открыл глаза. Взглянул на князца пристально. Поднял руки. В одной ладони тускло блестела бляха с мертвой головой косатого степняка, в другой — остроголового бородача.
В узких глазах Бояркана дрогнули зрачки. Косатый молодец впился черными глазами в золотые поделки. Шаман самодовольно осклабился, показав пенек длинного желтого зуба во всю его длину.
— Вот и встретились! — прошамкал. — Камлать надо. Хочу спросить духов, как первородный бог сплел ваши судьбы в этой жизни. — Помолчав, деловито предупредил: — Бесплатно камлать не буду!
Иван слегка растерялся от соблазна узнать судьбу, размашисто перекрестился, опасаясь осквернения колдунами и ворожеями, вызывающими души мертвых. Но разбирало житейское любопытство: отчего привязалась к нему эта пряжка? Не берег — она не терялась, ее не крали, золото, а не покупали, не брали в заклад. Теперь объявился покойник, отлитый на ней. Лукавое оправдание вертелось в его голове: для братов нет греха узнать, что скажет шаман, а если он что-то подслушает, то не по своей вине.
— Камлай для них! — опасливо приказал шаману, указав глазами на братских мужиков, и снова перекрестился. Небрежно окликнул Угрюма, возившегося у костра. — Принеси шаману гусей! И дай свой засапожник. Наживешь еще!
Угрюм положил рядом с дымокуром трех забитых птиц. Неохотно, но послушно вытащил нож из-за стянутой бечевой голяшки бахила. Хотел вернуться к костру, но шаман знаком приказал ему сесть напротив балаганцев. Он опустился на землю. Старик тяжко поднялся, приволакивая ноги, очертил костью круг, из кожаного мешка достал бубен.