— Так же вот и дьявол смущал Господа нашего: «Не признаешь меня? Не признавай! Поклонись только, признав, что моя власть выше. И отдам тебе весь мир!»
Пашков не удостоил протопопа ни взглядом, ни словом.
— Снимите цепь! — приказал вставая. — Раскуйте казачьего голову.
Губастый выдернул цепь из дыры. Кривоносый подхватил Похабова под руку, помог встать. Оглушенный всем пережитым за день, Иван попытался важно поднять голову. Но шея не держала, а ноги расползались, как у петуха, наклевавшегося бражной гущи.
— Ловок ты, Афанасий Филиппович! — бесстрашно бросил вслед Пашкову Аввакум. — Малодушных смущаешь, слабыми страхом телесным повелеваешь!
— Чтоб ты сдох, бесовское отродье! — не оборачиваясь, выругался бывший воевода.
Похабов вздрогнул, будто протопоп метнул ему в спину нож. Распрямился за дверью аманатской избы, тряхнул цепью на запястье и так звезданул кривоносому под глаз, что тот сел, обидчиво окинув взглядом Пашкова.
— Зря ты его побил! — добродушно укорил бывший воевода сына боярского. — Коземка — казак добрый, из самых верных!
А дальше, как во сне, все пошло и случилось так, как в один миг привиделось в аманатской избе. Похабов сидел за столом в хоромах, выстроенных возле острога, пил вино и не пьянел. Дворовые мужики, подобострастно улыбаясь, принесли его саблю, шапку и пистоль. Он о чем-то говорил с Пашковым, а в ушах звенел смех узника.
— Зря ты этих князцов зааманатил! — пожурил бывшего воеводу. — Верные они. Ясак давали исправно. Кабы смута не началась среди их родов.
Понимать-то понимал казачий голова, почему те были зааманачены, но не говорил вслух. Не то чтобы боялся, но, поклонившись раз, потерял всякую охоту к буйству и правде.
— Отпусти! — соглашался Пашков. — Ты на приказе. Твоя воля!
И оба помалкивали о том, как теперь возместить этим мужикам за бесчестье. Вошел дворовый, доложил, что приказная изба помыта и протоплена. Баня подходит.
— У меня заночуешь или к себе пойдешь? — спросил Афанасий Филиппович.
— К себе! — взялся за шапку Похабов. Хмуро поблагодарил за хлеб-соль. Спохватился, поймав себя на том, что часто кивает. Скрипнул зубами, снова озлившись на протопопа. Выругался: — Такого казака погубил, сын бл…н! Петруха первым на Оку пришел, первым взял здесь ясак с братов и вышел в их степь. Помяни, Господи, — перекрестился на образа. От выпитого покачивало, а голова была трезвой и мерзко пустой.
— А понадобятся мои люди припас доставить в Верхний острог, дам сколько надо! — прощаясь, пообещал ему вслед бывший воевода.
Покачиваясь, Иван подошел к острожным воротам. Скрипел снег под ичигами. Он пнул пяткой в калитку.