Человеческая кровь ему тоже нужна, но эту проблему мы решили уже давно. Глаша вывела меня на бывшую коллегу, когда-то скатившуюся в запой и потерявшую, так сказать, товарный вид. Предшественница Глафиры Тимофеевны без особой жалости выгнала некогда популярную жрицу любви, и та вынуждена была подрабатывать прачкой, что еще больше сказывалось на ее внешности.
Все изменилось с момента моего посещения перекошенной избушки на окраине Портового конца. После того как мы договорились, Софья переехала ближе к центру и в буквальном смысле преобразилась. Статная тридцатилетняя смуглянка вернула себе былую красоту и не только занималась добровольным донорством, но и принимала у себя богатых клиентов. Ходили слухи, что недалеко и до свадьбы с купцом второй гильдии, потерявшим голову от ее красоты.
Если это так, то придется искать нового донора, потому что на старом близкое общение со стригоем сказалось слишком уж положительно. В принципе найти еще одну бедствующую даму не проблема, но будет ли она настолько же адекватна, как Софья?
Сбросив на траву пудовую гирю, я потянулся до хруста и с удовольствием вдохнул утренний, напоенный шикарными ароматами воздух.
Так, теперь в душ – и собираться на встречу с Дмитрием Ивановичем, которая, чует мое сердце, ничего хорошего не принесет.
Уже позаботившийся о себе Чиж притащил выглаженную одежду. Посмотрев в зеркало, я остался доволен своим видом и направился в столовую, где нас всех ждал завтрак от шеф-повара бабы Марфы. Как всегда, угощение было выше всяческих похвал.
Оставив указания домочадцам, я загрузился в паромобиль и бодро покатил по улицам Топинска.
Титулярный советник Дмитрий Иванович Бренников – уже бывший старший следователь топинской полицейской управы – обитал в съемном флигеле на Еловой улице Бондарского конца. Здесь обычно селились мастера-частники и чиновники среднего уровня. Район по престижности находился как минимум на две ступени выше моего любимого Болотного околотка. Дома вокруг выглядели основательно. Их явно строили настоящие мастера для себя или близких людей.
Никого выкрикивать не пришлось. Евдокия Лукьяновна вышла к калитке, едва услышала пыхтение выпускавшего лишний пар мобиля. Мы с этой невысокой, сухонькой, но очень подвижной старушкой знакомы лишь шапочно, что не помешало ей тут же начать изливать мне душу.
Пожалуй, она до сих пор не знала, что я уже давно не служу в полицейской управе.
– Игнат Дормидонтович, что же там у вас такое деется?! Неужто кто-то посмел усомниться в честности Дмитрия Ивановича? Да он же верой и правдой столько лет супостата всякого изничтожал, а тут… – Старушка горестно вздохнула. – Мается ведь, сердешный.