«Двоих не снесу. Извините».
Редмид снял с седла и надел снегоступы. Он уже затосковал по исходившему от животины теплу.
– Благодарю вас-с-с обоих-х-х, – тихо прошипел Тапио.
Моган пригнула голову:
– Это был Шип?
Тапио Халтия рассмеялся, и что-то булькнуло у него в груди.
– Ес-с-сли вы хотите с-с-спасти мой никчемный ос-с-стов, то надо пош-ш-шевеливаться. Это был не Шип. Это была тень Эш-ш-ша.
Моган заворчала утробно и страшно, так что волоски на шее Редмида встали дыбом.
– Значит, прав был мой брат.
– Эш? – переспросил Билл.
Моган не ответила.
– Нам придется преодолеть двадцать миль до теплого и надежного убежища, а эта ночь полна ужасов даже для такой, как я, – вместо этого сказала она. – В путь.
Редмиду запомнился только холод и неимоверная усталость. Они шли, и они бежали – когда он перестал чувствовать под собой ноги, то побежал; он мчался, пока они не заболели, и тогда снова пошел. Деревья потрескивали на морозе, который обрушился, как герметические чары, и накрыл леса – удушающий и всепоглощающий.
Когда восток заалел, Редмид настолько вымотался, что ему хотелось лечь и уснуть, но он понимал, чем это кончится.
Первой сникла Моган, великий Страж. Она зашаталась, как пьяная, размахивая конечностями и похрюкивая.
Тапио, который за много миль не издал ни звука, вскинул голову.
– Человек! – прошипел он. – Ей нужен огонь, инач-ч-че она умрет. Внезапно – и сразу.
Редмид умел развести костер. И опасность, похоже, воспламенила его самого: он собрал хворост со всей скоростью, на какую были способны ноги; и березу нашел – рухнувшую, мертвую и еще не занесенную снегом; и снял рукавицы, повесил их на шею и принялся сдирать кору, обмораживая руки. Он содрал ее целую гору и подсунул под собранные сучья возле двух погибших елей, лежавших на краю поляны.
Моган причитала, оставаясь неподвижной.
«Давай, Билл Редмид. Судьба мира. Говори это с улыбкой. Огниво – вот оно. Жженка есть – отлично». Он положил кусочек черной жженки на бересту и чиркнул по кремню. Посыпались искры.
Жженка занялась. Он подумал о Бесс, о той самой ночи во влажном лесу; подул на искры и горящие угольки, затем вдавил их в сухие очески. Было холодно, но они вспыхнули моментально.
Он зашвырнул горящий ком в гущу березовой коры.
Повалил едкий дым…
Какой-то миг Редмид думал, что топливо не загорится.
А затем березовая смола оттаяла достаточно, чтобы заняться, и жар со светом вырвались в мир – единственная магия, которой Билл Редмид владел, разве что еще немного понимал в луках. Пламя взвилось и лизнуло остальную кору.
«Молодец, командир», – сказал олень, хоть и прянул в сторону. Ничто в землях Диких не жаловало огня.