Впоследствии Билл Редмид не вспомнил ни голосования, ни даже обсуждения. В памяти осталось лишь то, как появилась Тамсин, принесшая с собой аромат корицы и мяты, а потом все вдруг очутились в зале, танцующие: люди, ирки, медведи, Стражи и один боглин.
Женщины выстроились посередине в круг и начали танцевать против часовой стрелки, сперва поворачиваясь наружу, к мужчинам, а потом – внутрь, друг к дружке, упоенно жестикулируя и выгибаясь, тогда как мужчины кружили, как голодные волки, в противоположном направлении – прихлопывая и поворачиваясь в такт. Редмид обнаружил, что снова танцует с Бесс, а она улыбнулась, и он проникся к ней любовью – взял за руку, а Бесс ответила крепким пожатием и упорхнула, как только мелодия ускорилась и устремилась вверх – слева была Моган, легкая на ногу, справа – Тамсин с ее чарующей улыбкой.
Мужчины покинули большой круг и образовали малые, чтобы окружить центральный женский десятком мелких своих. Редмид очутился позади незнакомого темноволосого коротышки, который беседовал с Тапио, а тот шел следующим. Кружки распались в линию, и Редмид снова поймал за руки Бесс, а Тамсин за спиной рассмеялась.
– Как в старые добрые времена, – сказала она. – Все барьеры сметены, и все танцуют.
Ее смех подхватил коротышка, отиравшийся рядом, и из его ноздрей вырвался дымок.
ХАРНДОН – КОРОЛЕВА
Случается, что делу может помочь только традиция. Безразличие короля – она не сумела найти слово похлеще – могло перерасти в нечто худшее, но ведь и правда сейчас Рождество, а он – великий рыцарь, хороший король и супруг. Привычка быть добрым мужем на Рождество удержала его от действий ужасных, а дальше и день настал.
Королева разослала союзникам дюжину писем. Поскольку война между ее и галлейцев прислугой шла чуть не в открытую, она приняла меры предосторожности, усвоенные на юге при отцовском дворе, и ее подготовка подверглась испытанию.
Началось с мессы, ее посетили леди Альмспенд, леди Эммота и еще десять фрейлин, все в темно-красном бархате и жарких, как огненный дух, горностаевых мехах.
Мессу служили в большом Харндонском соборе, построенном шестью поколениями торговцев шерстью, златоделов, рыцарей и королей. Шпиль возвышался даже над королевским дворцом; центральное окно с витражом, живописавшим муки святого Фомы, считалось одним из красивейших в христианском мире, а когда первые лучи зимнего солнца падали на восточную стену с великолепным изображением Христова Рождества, люди могли легко вообразить, будто они вживую наблюдают сие событие.
А за дверями собора, на площади, томилась в ожидании дюжина оруженосцев-галлейцев, да еще двадцать альбанцев, которые подражали им, как мартышки, вооруженные жезлами и ведрами с грязью. Они отирались у Королевского креста, воздвигнутого бабкой короля по случаю рождения его отца.