Кто-то истошно заорал от нестерпимой боли.
Рухнула лошадь.
Неприятельские часовые не двигались и не били тревогу.
Упал еще один человек. Это случилось невдалеке от Дариуша, и тот заметил, как под ногами у него разверзлась яма. Боец провалился и рухнул на колья. Снежная западня.
Дариуш остановился.
Лагерь был хорош, и его захватили целехоньким. Взяли запас дров, а огромные костры прогорели до углей, но кострища остались, большие и теплые. Взяли и обоз – сорок отличных фургонов с продовольствием и разными полезными вещами, включая портативную оружейную кузницу.
Еще там была дюжина бочек с вином, и эти бочки вскрыли прежде, чем подоспели офицеры.
Сверкнула вспышка. Раздался грохот, как будто посреди лагеря ударила молния.
Аэскепилес уже бежал туда.
Дариуш наткнулся на Верки, который смотрел, как умирает его разведчик. Тот выпил вина, и оно оказалось отравлено. Он сучил ногами по утоптанному снегу, его рвало кровью, и кровь струилась из прочих отверстий.
– Мать их так! – выругался Верки.
– Как давно они ушли? – спросил Дариуш.
У Верки был жалкий вид.
– Два дня по меньшей мере, – ответил он. – Должно быть, тот дозор, с которым мы дрались, поддерживал костры.
На пути оказался особенно каверзный двойной карман, и нордиканцам пришлось расчищать путь лопатами, чтобы прошел хоть кто-нибудь, а Красный Рыцарь оцепенел в седле.
«Эй!»
Гармодий торжествовал.
«Твой маленький подарок?»
«Он поймет, что это то же заклятие, которым он зарядил амулеты».
«Значит, ему известно, что Кронмир у нас?»
«И то, что его поимели. Рассвирепеет будь здоров».
«А если он развернется? Он еще может возвратиться в Лонику кружным путем, и так же быстро, как мы минуем холмы, а то и быстрее».
В уютных покоях Дворца воспоминаний Красного Рыцаря было тепло. Гармодий сидел, закинув ноги на подлокотник огромного кресла. Он поднял кубок с дымящимся пряным вином.
«Не развернется. Он будет уязвлен, его самолюбие пострадает. И он пойдет за тобой».
«Хочешь, чтобы я передал эту похвальбу остальным?»
Гармодий пожал плечами.
«Мне бы лучше остановиться. Ты так самоуверен, что мне плевать на победу – главное, чтобы ты оказался не прав».
Гармодий кивнул.
«Можно показать мое лучшее творение?» – спросил он.
Фантом молодого капитана дал разрешение. Они очутились в мастерской – эфирном помещении, в котором соединилось несколько мастерских, известных Габриэлю Мурьену. У ближайшей стены стояла скамья – заурядная деревянная лавка, заваленная инструментами, и на каждом горело оккультное начертание.
И там же покоился меч.
«Что это?» – спросил капитан, превозмогая расцветающую головную боль.