На первый вопрос Альтамира ответа не дает; между тем известно, что следствием вестготского и свевского вторжения было возникновение в Испании института мелкого свободного землевладения. Все земли, захваченные вестготами (sortes gothicae), стали достоянием массы пришельцев. До основания был расшатан весь строй крупнопоместного землевладения, так как не только на территориях, отошедших к завоевателям, но и на землях, оставшихся у испано-римлян (tertiae romanorum), в эпоху постоянных смут и глубокого внутреннего кризиса системы поместного хозяйства, основанного на эксплоатации колонов и рабов, возник класс мелких свободных землевладельцев, который, однако, уже в XII в., в иной исторической обстановке, почти полностью исчезает. К середине VII в., в условиях быстрой имущественной и социальной дифференциации в стане завоевателей, массы свободного крестьянства закрепощаются и во владении новой, феодальной знати и церкви концентрируются земельные владения. Возникают крупная феодальная земельная собственность и новые формы эксплоатации закрепощенного крестьянства, с которыми связаны разнообразные степени зависимости крестьян.
Но между колонами римской эпохи и сервами в V–VII вв. стоят свободные земледельцы.
Этот сложный процесс Альтамира не замечает. В его освещении период вестготского владычества рисуется как непосредственное продолжение периода римского господства. Глубокие качественные изменения, которые явились прямым следствием кризиса рабовладельческой формации, остаются ему непонятными.
На второй вопрос о происхождении средневековой сельской общины Альтамира дает ответ, однако его трактовка не соответствует исторической действительности.
Альтамира утверждает, что в Кастилии и Арагоне в IX–XII вв. якобы произошло восстановление или, как он говорит, «реакция» доримских форм родового строя; при этом он связывает этот процесс с особыми условиями колонизационной практики реконкисты и признает влияние вестготского уклада на социальные отношения коренного испано-римского населения (но речь идет не о влиянии общинного строя варваров, о котором Альтамира даже не упоминает, а о их «родовой организации», кстати сказать, основательно расшатанной уже к моменту вторжения германских племен в Испанию.
Везде, кроме пиренейских горных областей и некоторых районов Галисии, сельская община в эпоху реконкисты являлась не родовой, а территориальной. Но и там, где она основывалась на родовых связях, подобная организация была вызвана не возрождением, а сохранением старого, примитивного уклада. Пережитки родового строя в этих изолированных от внешнего мира горных областях сохранились доныне, и процесс медленной, многовековой эволюции социального строя на территории этих «островков» с законсервированным родовым укладом проследил в своем замечательном исследовании поземельных общин в Пиренеях русский историк И. В. Лучицкий, которому принадлежит бесспорное право приоритета в изучении этой чрезвычайно редкой в европейских условиях разновидности общинного строя