Носильщик, однако, уже не слушал. Он снова ушел в себя. Женя вспомнил и рассказал, что служил в армии с сержантом Димитриади, греком из города Туапсе, — замечательный был паренек.
— Натуральный грек, я вас приветствую! Так и в документах стояло — грек…
Столяр кивал, соглашаясь. Он тоже встречался с людьми, которые по национальности были греками. Потом вдруг раскатисто заговорил коричневый громкоговоритель, прибитый над выходом из буфета:
— Объявляется посадка на поезд…
Словом, все было как на настоящем, большом вокзале.
— Наш. Пошли, что ль? — спросил столяр, заворачивая несъеденную колбасу в обрывок газеты.
— Пошли, — ответил Женя и пододвинул поближе к носильщику кружку, которую не успел допить сам.
Носильщик тряхнул головой и промычал что-то неразборчивое. Может быть, сказал: «Спасибо».
Столяр и Женя ехали вместе. Курили в тамбуре «Шипку», глядели, как медленно темнеет, и болтали.
Из тамбура было видно, как юный лейтенант, который кушал в буфете винегрет, осторожно обнимает за плечи рослую девушку в красном плаще. Кроме плаща на девушке были еще и красные сапожки, натянутые, несмотря на жару. Сапожки упорно наводили на размышления о художественной самодеятельности и плясунах братьях Елисбаровых, на концерт с участием которых Женя так и не попал. «А надо бы было сходить, — подумал он. — Зря Клавка заартачилась. Подумаешь, разок не проводил!..»
— Гляди, вырядилась-то как! — весело подмигнул столяр. — А ты сам-то женатый?
— Нет пока, — ответил Женя.
— И воздержись, — посоветовал столяр. — Дело нехитрое, успеешь в любой момент! Девки все хороши, а вот откуда жены хреновые берутся?
Женя не знал, откуда берутся такие жены.
— То-то же! — засмеялся столяр, грозя кому-то пальцем.
Расставаясь, они долго жали друг другу руки. Уговорились встретиться. Из своей замечательной кепки столяр извлек картонную ленту, которая придавала кепке форму, оторвал от нее кусочек и огрызком рубчатого карандаша написал адрес.
— Заходи когда! — пригласил он, уходя.
— Обязательно, — ответил Женя. — Я вас приветствую! — И помахал на прощанье рукой.
В самом конце улицы, на которой Женя жил до призыва в армию, мальчишки, развлекаясь, подмигивали карманными фонарями и пересвистывались.
Двухэтажный домик с балкончиками, на которых мог поместиться разве голубь, и оштукатуренными шарами, натыканными где не надо, рядом с пятиэтажной коробкой строгих форм выглядел приземисто и аляповато. Скрипела дверь дровяного сарая. По его крыше, громыхая железом, бродили мальчишки — те самые, с фонарями. Слабосильные лучи фонарей шарили в бездонном небе, неожиданно выхватывая из тьмы листву деревьев.