— Вы иностранец? — спросила женщина, перелистывая большие, засаленные по углам страницы. — Георгиу-Деж, Георгиу-Деж… Вот он, ваш Георгиу-Деж!
— Почему иностранец? — простодушно удивился Венька. — Скажете тоже! Какие в этих краях иностранцы? Да их тут сроду не бывало! Я буровик, — сообщил он, гордо выкатив вперед грудь. — С буровой, — он ткнул себе за спину оттопыренным большим пальцем, — отсюда семь километров. Георгиу-Деж — это в Воронежской области, станция Лиски… А с чего это вы решили, что я… это? — Чувствуя себя польщенным, Венька глянул на швы своих джинсов, простроченные тремя цветными нитками. — Из-за названия, да?
— Не только, — улыбнулась женщина. — Вот вы вошли, молодой человек, а ноги не вытерли. Я и подумала, что вы, наверное, иностранец. Не знаете, что у нас уборщиц тут нет…
От неожиданности Венька дернул головой и почувствовал, как прилила к лицу кровь. Ему стало жарко. Он выбежал вон и долго, с нелепым ожесточением тер подошвы сапог сначала о пожухлую траву, а потом о железку, специально прибитую рядом с первой ступенькой. Грязь отваливалась ленивыми комками. Сумка падала с плеча и норовила шлепнуть по лицу. Поправив ее, Венька щепочкой счистил грязь с голенищ. «Ну и тетка! — думал он, трогая горящие щеки. — Агнии еще расскажет! Иностранец! И откуда только они такие берутся… ехидные?»
— Вот видите, совсем другое дело! — приветливо сказала женщина, когда Венька, все еще красный, как из бани, вернулся в комнатку почты. — Вы, оказывается, молодец! Сообразительный… Но я вас огорчу. Надо бы поощрить, но я вынуждена… Не позвонить вам в Георгиу-Деж — связи нет даже с районом. Что-то там стряслось на линии, обычное дело. Может, вы телеграмму?
— Нет, — глядя в пол, буркнул Венька, — телеграмму не буду. Что телеграмма?.. Посмотрите лучше «до востребования».
Женщина обеими руками прикоснулась к своей пушистой розовой шапке, будто проверяя, на месте ли она, и со стуком выдвинула ящик стола. Придавив себя ящиком к спинке стула, она вытащила тощую пачечку затрепанных конвертов, перехваченную тонкой черной резинкой. Такими Агния скрепляла у себя на голове «хвост». Она жаловалась, что резинки часто рвутся, не напастись, и Венька сочувствовал ей.
Сейчас он, изобразив на лице суровое безразличие и скуку, читал развешанные по стенам плакаты. Он-то знал, что никаких писем ему нет и не должно быть. Неделю назад Агния выдала ему письмо от матери, а других он не ждал — не от кого.
Одни плакаты были приколоты кнопками, другие — гвоздиками, и под каждым имелась подкладка — сложенный в тугой квадратик лист бумаги. «Кнопок не хватило», — хмыкнул Венька и покосился на женщину, которая заинтересованно вертела в руках письмо, сложенное треугольником. И такой от этого треугольника веяло стариной.