— Плачет, — шепотом сообщил он. — Иди, Захар Иваныч, успокаивай. Ну вот такие слезы! — Он показал собственный ноготь и сам с удивлением поглядел на него. — Даже страшно…
Захар Иванович засопел, отстранил Евстифеева и прошел за перегородку. Повариха, сцепив пальцы на животе, сидела на своей кровати и беззвучно плакала, раскачиваясь вперед-назад, словно мусульманин на молитве. Слезы ее действительно казались огромными. Захар Иванович остановился перед ней, не зная, куда девать руки.
— Маша, ну что ты, Маша? — упавшим голосом, просительно забормотал он. — Что ты?.. Ну, успокойся, я тебя прошу, успокойся…
Повариха тряхнула головой и заревела еще безутешней, в голос. Захар Иванович присел рядом с ней, осторожно обнял ее за плечи и почувствовал, как сотрясается ее дородное, жаркое тело.
— Давай уедем отсюда, Захар, — всхлипнула повариха и погладила обнимавшую ее руку. — В татары поедем или еще куда… Там тоже есть чего бурить, без работы не останешься. И я при тебе буду. — Она вытерла глаза кулаком. — Поедем, Захарушка. Не могу я тут. Тяжко мне, неуютно. Места я себе найти не могу.
Захар Иванович успокаивал ее, ласково и молча гладил ее плечи, а сам, напрягаясь мучительно, прислушивался к тому, что происходит за перегородкой. «Ушел Евстифеев или толчется? — лихорадочно соображал он. — Дверь вроде хлопала… Или нет? Слушает, не иначе! А чего услышать хочет? И так все ясно. Скоро и узаконим, и нечего.?. Ладно, черт с ним! Пускай слушает, ежели охота».
— …квартиру получим, — продолжала, потихоньку успокаиваясь, повариха. — Квартиры, Захар, семейным сразу дают, в первую очередь. Мебель себе купим, пианино…
— Чего-чего? — переспросил ошарашенный Захар Иванович.
Слезинки, размерам которых так поразился Евстифеев, исчезали с лица поварихи, исчезали бесследно. Вот дрожит она, а чуть оглянешься — и нет ее уже, улетучилась. «Испаряется. А?» — подумал Захар Иванович.
— Пианино, — настойчиво повторила повариха и, утерев передником зареванное лицо, уничтожила все слезинки зараз.
— А ты что, умеешь? — спросил Захар Иванович, со страхом ожидая утвердительного ответа.
— Нет, — ответила она, — не умею. Детей научим…
— A-а, вон ты как рассудила, — обалдело пробормотал Захар Иванович. — Детей… Ну, раз детей, тогда, конечно… Эх, закурить бы сейчас! — сказал он, по привычке хлопнул себя по карманам и беспомощно огляделся.
«Вот это да! Вот дает баба! — думал он смятенно. — И все-то она распланировала, все успела! И пианино, и детей… А когда те дети вырастут, чтобы на пианино-то играть, если они еще и родиться не успели?»