— На базар стану ходить, — мечтала вслух успокоившаяся повариха. — Все нормальные люди ходят на базар. Приносят свеженькое, есть с чего готовить. Одна радость. А тут… Надоели мне консервы, с души, как гляну, воротит. Ты с работы придешь, а обед уж на столе ждет, горяченький. Все как у людей, Захарушка. Слышишь?
— Слышу, Маша, слышу, — послушно, как завороженный, ответил Захар Иванович, представляя себе и дымящуюся тарелку на чистой скатерти, и оскаленное пианино, и роскошную пепельницу из тяжелого стекла, и пачку «Беломора» ленинградской фабрики Урицкого возле нее…
Повариха внезапно вскочила и бросилась к окну.
— Ой, — радостно воскликнула она, — Веничек наш идет! С мешком со своим! Совсем как старичок…
Поднялся и Захар Иванович. «Молодец, Венька, — подумал он, хватаясь за спину. — Тоже ходит, любовь заставляет. Дождь ему не дождь, грязь ему не грязь. Глянуть бы — к кому… Пианино, — покрутил он головой. — Нет, это надо же! Маршал, а не баба! Стратег!»
Губы у Веньки были вымазаны чем-то коричневым, поэтому казалось, что они еще сырее, чем на самом деле. Венька так долго топтался у порога, очищая от грязи сапоги, что Захар Иванович не выдержал и высунулся наружу.
— Ну, чего ты, Вениамин? — едва сдерживая нетерпение, спросил он. — Заходи давай.
— Сейчас, Захар Иванович, одну минутку, — с достоинством ответил Венька и широко, как победитель, улыбнулся. — Что, обедали уже?
— Обедали, обедали, — подтвердил невесть откуда взявшийся Евстифеев. — Сигарет принес? — спросил он, пощипывая свою бородку.
Венька передернул плечами, и тут же ему пришлось поддержать соскользнувшую с плеча сумку.
— А как же! — гордо заявил он. — Двадцать пачек!
«Уходил куда-то, совести хватило, — подумал Захар Иванович, косясь на Евстифеева. — Молодец, хоть и бородатый».
— Заходи, ребята, заходи! — поторопил он.
Войдя с достоинством в дверь, Венька оглядел пустой, чисто вытертый стол, сглотнул слюну и швырнул свою сумку на кровать. Отягощенный задний карман тащил его брюки вниз. Венька поддернул их и затолкал на место выбившуюся из-под ремня рубаху в клетку. Из-за перегородки, улыбаясь, вышла повариха. Она успела умыться, и заметить на ее лице следы недавних слез было невозможно. Захар Иванович еще раз смог подивиться на женскую природу.
— Пришел, Веничек? — жалостливо спросила повариха, хотя и так было ясно, что Венька пришел, вот он стоит, живой-здоровый, целый-невредимый, улыбающийся во все лицо. — Кушать небось хочешь?
— Хочу, — признался Венька и украдкой потрогал оттопыренный задний карман. — Не так чтобы очень, но все-таки… — Венька проглотил слюну. — А я вам, тетя Маша, подарок принес.