– Последний раз, когда у кого-то на самом деле была собственность, –
полковница Шакия показала на реестр, обрывающийся в КД1. – Странно это,
думать, что каждый владел кусочком города, как лоскутное одеяло.
Гамилькар сканировал бумаги, его глаз подергивался, когда эхо отнимало
часть функциональности. Аугменты позволяли быстрое поглощение данных,
даже аналоговых, хотя большинство людей в данных уже не нуждались, разве
что для развлечения. От этого подергивание казалось неприятным.
– Здесь кое-что есть, – сказал он наконец. – Я нашел восемь контрактов
Додже.
– Предполагаю, что все продавцы мертвы? – спросила Шакия.
– Даже не мертвы. Их не существует. В переписи на КД1 о них нет
упоминаний.
– Стерты? Как это вообще возможно? Карму нельзя взломать. Даже у Додже
не может быть такой власти, – сказала полковница Шакия.
– Значит единственный ответ, – заметил Гамилькар, – что Карма уже знает.
Полковница Шакия откинулась на стеллаж. Часть энергии отлила от ее лица.
– И что теперь? Будем сражаться с самой Кармой? Мы одни.
Гамилькар улыбнулся.
– Нет, не одни.
– Что будем делать?
– Ты возвращайся в башню и приготовься. Я? Я собираюсь загадать желание.
* * *
Он не слышал, как подошел Гурунг. Он точно его не видел. Первым намеком
стал звук извлекаемого кукри, легкий свист, который он издал, покидая
ножны, – и острое, холодное лезвие, прижатое к его шее, движение
настолько быстрое, что разум с трудом что-либо зарегистрировал прежде
чем он стоял на щебне на коленях.
– Я пришел загадать желание, – осторожно произнес Гамилькар, пытаясь не
порезать кадык о клинок.
Нож немного отодвинулся.
– Ты служишь компании, – сказал Гурунг откуда-то позади. – Ручная
зверушка Кармы.
– Я все еще могу мечтать, – ответил Гамилькар. – Разве это не Сад Грез,
где джинны исполняют желания?
– К джиннам тебе нельзя, – сказал Гурунг. – Можешь передать желание мне,
а я решу дойдет ли оно до них.
– Это желание исполнять вам, Бхан Гурунг.
Нож с пугающей скоростью снова прижался к его шее.
– Во что играешь, шериф?
– Я хочу загадать вам желание.
– Я не джинн.
– Вы Бхан Гурунг, виртуоз ножа, чемпион полка, который хладнокровно убил
двадцать три человека и был приговорен к смерти секретным военным
трибуналом. Вы безо всяких сомнений были виновны в самом жестоком
преступлении, совершенном в Катманду за последнюю сотню лет. Я слышал,
что все четыре судьи на вашем слушании рыдали как один. Почему они
плакали, Гурунг?
– Это твое желание?
– Да.
– Узнать, почему плакали генералы?
– Да.
Гурунг вздохнул. Нож исчез. Гамилькар притронулся к шее, наполовину
ожидая, что сейчас его голова упадет. Он с облегчением уселся на землю,
пытаясь успокоить трясущиеся ноги.