— Ты что, я же свой! — сказал я.
Она малость успокоилась, а в окошке показалась голова деда Бурятова, и он крикнул:
— Пусти, Ведьма!
Матвей Ильич выглядел плохо, заметно исхудал и ещё больше постарел.
— Всё хвораю, — сказал он и тяжко вздохнул. И неожиданно попросил:
— Ты уж врачов позови, дитятко.
Я удивился: Матвей Ильич вообще не имел с врачами дела. Да и чтобы он раньше болел — я не помню такого случая. Скорая помощь приехала к нему на лошадях — на автомашине к бурятовской зимовке не проедешь.
Врач осмотрела Матвея Ильича, измерила температуру и предложила поехать в больницу. Дед собирался нехотя. Положил на крыльце кусков хлеба для Ведьмы, задал сена козам и только тогда закрыл дверь на большой амбарный замок.
— Смотри тут. Одна остаёшься за хозяйку, — сказал он собаке, садясь в телегу, и нахмурился, и выцветшие глаза его под лохматыми бровями показались мне какими-то жалобными. И вообще он всю дорогу вёл себя необычно. Раньше Матвей Ильич, когда шёл или ехал на лошадях по посёлку, то смотрел на дорогу, под ноги, и казалось, ничего его, кроме этой дороги, не интересовало. А нынче он смотрел по сторонам. На приунывший сентябрьский лес, уже местами тронутый желтизной, на мокрую остывшую дорогу. И щурился на серое низкое небо, окунувшее день в изморось.
— Осень идёт, — качая большой, обряженной в козью ушанку головой, говорил он.
И вздыхал:
— Эх и напасть, не к сроку.
А я опять вспомнил: таким разговорчивым Матвей Ильич никогда не был.
В больнице у него признали рак, и кто-то из медицинских сестёр невзначай сказал об этом. Матвей Ильич принял страшную весть как-то покорно, не дрогнув.
— Стало быть, всё, — выдохнул он и попросил выписать его, объясняя:
— Скотина у меня в зимовке одна. Ужо шестнадцатый день. Люди, конечно, присматривают, но самому дома тоже спокойней.
И его отправили домой.
Люди в посёлке всполошились и не знали, как помочь Матвею Ильичу. Ходили целой делегацией к Анне Ивановне, нашему хирургу. Но та отказалась делать операцию.
— Поздно, — растерянно говорила она.
А Колькина мать всё-таки нашла в городе какого-то частника-травника, он приготовил за большие деньги и под страшным секретом от милиции раствор сулемы.
И вот Колькина мать пришла в зимовку запыхавшаяся, но довольная и поставила бутыль на стол:
— Пей на здоровье, Матвей Ильич, — сказала она, — средство верное. Что надо.
Дед Матвей устало улыбнулся, протянул:
— Понапрасну вы расходуетесь, сельчане.
Но с надеждой посмотрел на бутыль и начал пить. По слухам, его коробило от сулемы, но он терпел. Когда тонешь — за соломинку уцепишься, хоть знаешь, что не спасёт.