– С тем же успехом я мог бы разговаривать с песком, – пробормотал я в сторону Шустера, но ответил убийца.
– Песок, – прошептал он с придыханием. – Шуршит. Тихо-тихо. Шуршит. Песок. Тихо.
– Итак, ты разговариваешь. Что-нибудь ещё?
Вновь молчание. Я нахмурился и произнёс вопросительно:
– Песок?
– Шуршит. Тихо-тихо, – поддакнул убийца.
– Вы можете выступать в цирке, – Шустер похлопал меня по плечу, неуловимым движением оказавшись рядом. Иногда эта его «тягучесть движений» здорово пугала даже меня. Вот и сейчас я слегка вздрогнул, а Шустер, как мне показалось, улыбнулся. – Правда, вам придётся доплачивать зрителям, чтобы они на это смотрели.
– Вспомни, что ты говорил о моём чувстве юмора, и верни себе в стократном размере.
– Туше.
Я догадывался, что большего от убийцы не добьюсь. Ему явно прочистили мозги – вряд ли настоящий убийца (тот, кто всё задумал и организовал) не позаботился о том, чтобы стереть следы в памяти этого уродца.
– Ты прав, это было любопытное зрелище, но с меня хватит.
– И чем думаешь заняться сейчас? Выспаться? На мой взгляд, сон тебе не помешает.
– Если бы убили кого-нибудь другого, то я бы так и сделал, но из уважения к Доку наведаюсь ещё к остальным адресатам писем. Буду играть в тупого патрульного. Думаю, сейчас у меня это неплохо получится. Теперь-то у нас есть фотография этого дровосека? Я буду показывать её и спрашивать: «Видели ли вы этого человека?»
– Сомневаюсь, что из этого выйдет что-то путное.
– Может да, а может и нет, – я пожал плечами и поморщился: в голове стрельнуло вспышкой боли. – Нужно что-то делать. Я покажу им фотографию, ты распорядишься, чтобы такие же развесили на улицах. Возможно, кто-то на это клюнет. Бумаги Дока оставим на потом, а чёрный песок отдай криминалистам.
– Хорошо. Но перед этим хочу тебе сказать кое-что ещё: медики, осматривающие тело Дока, пришли к выводу, что он бы и сам долго не протянул. Старик уже начал гнить изнутри. Помнишь тот запах на вокзале?.. Месяц-два, и он умер бы сам.
– Пусть так, но ему помогли, и я хочу знать, кто это сделал.
Шустер некоторое время сверлил меня взглядом из-под тёмных очков, но затем нехотя кивнул, как бы говоря – ты знаешь, что делаешь.
Мне бы хотелось обладать хоть частичкой подобной уверенности. В тот момент я ощущал себя, как желторотый новичок, бросающийся из крайности в крайность, однако я должен был делать хоть что-то. В противном случае я потерял бы уважение к самому себе.
В сущности, кроме Шустера, Док был единственным, с кем я чувствовал себя настоящим. И у меня не было права разбрасываться подобными ощущениями и памятью о них.