– Моя девственность досталась старику, который ее даже не заметил.
Прозвучало жалко. И горько. Прозвучало так, будто я жалуюсь на судьбу – мол, так и не дождалась ни от кого ни нежности, ни ласки.
Еще не хватало, чтобы Кей подумал…
– Ты заколебал, – вдруг разозлилась. – Ты поможешь мне?
Он молчал. Давно улетела муха, давно переползла отметку в пять часов стрелка часов на приборной панели. Гонял вдоль тротуара редкие еще пока листья ветер.
Лицо моего соседа напоминало маску. А ответ прозвучал и вовсе глухо.
– Это будет самый дерьмовый поступок, который я сделаю в жизни. Но я тебе помогу.
Только теперь я выпустила из легких задержанный воздух. С облегчением. И с грустью.
«Грустить-то с чего? Ведь он мне помогает…»
Хрен знает, с чего. Но настроению не прикажешь.
* * *
– Твоя очередь!
– Что?
Прогорал за стеклами седана очередной осенний день – мало чем отличающийся от других, разве что датой на календаре.
– Ну, я же «продала» свою историю? Точнее, обменяла.
– На что?
– На твою. И расскажешь ты ее у себя дома – хочу посмотреть, где и как живешь.
Наверное, он хотел упрекнуть взглядом, не ожидал подобной наглости.
Но передумал. И не стал. Знал: сам предложил то, что предложил, – хотел знать правду, был готов «платить». Теперь лишь вздохнул, качнул головой с кривой усмешкой – мол, женщины. И повернул ключ в замке зажигания.
Кей.
Его дом был примитивным – три комнаты, кухня. Чисто, но неуютно – уютом он не заботился. Самое главное – гостиная с диваном, телевизор напротив, холодильник, в котором есть пиво, – все для того, чтобы забыться. Чтобы не быть «здесь» и не жить в мире, в котором он не нашел для себя ничего ценного, где его жестоко предали. В дальней спальне, давно переставшей быть спальней (он чаще всего дремал перед телевизором), обустроена «военная» – по верстакам разложено оружие, по центру на столе «лаборатория», где он иногда, если требовалось, собирал мелкие бомбы.
Ее Веста рассматривала дольше всего. А на лице странное выражение – смесь неприязни, укоризны и любопытства.
– И давно ты этим занимаешься?
Он следовал за ней из комнаты в комнату, как сторожевой пес.
– Полтора года. Как вернулся.
– Вернулся откуда?
– С войны.
– С войны? Я не знала, что здесь кто-то воюет…
Все верно. О войне всегда знали лишь те, кому она была выгодна собственным в ней участием.
– И долго ты там пробыл?
– Достаточно.
«… чтобы навсегда измениться. Ведь это даже не тюрьма – там сутки за год».
– А спишь где?
Кей указал в некое подобие кабинета, где возле стола с компьютером стояла тахта. Не стал пояснять, что сюда он, если чуток перебирал, доползал не всегда. Перебирал он, впрочем, не часто – работа требовала ясной головы и трезвого ума. Хорошо, что заказов он брал немного.