— Капитан Квинтон, — почти пропел он. — Отличный день, дорогой сэр. Надеюсь, наш небольшой салют вас не потревожил? — С хитроватой улыбкой он похлопал меня по плечу. — Наверное, следовало бы предупредить вас, но мне так не терпелось отметить радостные вести.
— Вести, капитан?
— Принцесса, сэр! Новорожденная дочь герцога и герцогини Йоркских! Шлюпка из залива Кардиган привезла новость всего полчаса назад. Вы ведь присоединитесь ко мне, чтобы выпить за это славное событие?
Моя любовь к стране и королю была отнюдь не слабее, чем у любого другого, но я испытывал немалое смущение, снова стоя в наполненной ароматами главной каюте Джаджа и провозглашая тост за юную малышку в далёком Уайтхолле. Навряд ли, думал я, ребёнок стоит такого внимания. Девочка или умрёт в младенчестве, или её оттеснят все будущие сыновья герцога, и более того, многочисленные отпрыски короля Карла и его новой королевы–португалки. Похоже, изысканный Джадж в который раз пытается показать, какой истинный он кавалер — преданнейший роялист. Мне тошно было смотреть на него. Несомненно, отчасти мои чувства объясняли избранный им способ отметить прибавление в королевской семье и продемонстрированное при этом явное превосходство его корабля и команды над моими.
Таковы были мои мысли, поскольку видеть будущее нам не дано. Ни Годсгифт Джадж, ни я не знали, что в тот апрельский день 1662 года мы пили за рождение её христианнейшего величества Марии Второй, которая однажды по воле Господа и в результате нескольких неожиданных поворотов судьбы окажется правящей королевой Англии и женой Вильгельма Оранского, почившего и неоплаканного голландского короля. Королевой, что была на двадцать два года младше меня, однако много–много времени прошло с тех пор, как я наблюдал её похороны.
После того, как мы выпили достаточно верноподданное, по мнению Джаджа, количество вина, и он опять, не стесняясь, потребовал поддержки дома Квинтонов, я был усажен за стол перед расстеленной картой западного побережья Шотландии. Подобно нашему верховному властителю королю, когда речь заходила о жизни и смерти, Годсгифт Джадж отбрасывал заботу о своей внешности и бессмысленную манерность, и становился совсем другим человеком, решительным и прямым. Собственно говоря, именно таким, какому Оливер Кромвель и доверил бы командование мощным боевым кораблём.
— Итак, капитан Квинтон, — сказал он, — вот что я предлагаю. Достигнув оконечности Кинтайра, мы пошлём сообщение в Дамбартон с приказом королевскому полку начинать движение к берегу. Вы возьмёте себе лоцмана для плавания по шотландским водам — я, конечно же, не нуждаюсь в подобном. Затем мы двинемся к Саунд–оф–Джура — вот здесь — пройдём в Ферт–оф–Лорн — здесь — и пробудем на виду возле Малла, Лисмора и у других берегов вплоть до самого Ская. — Он указывал на проливы и островки у побережья, которые даже на карте выглядели чужими и враждебными. Я разглядывал, как море простирает свои пальцы глубоко в гористые земли, и замечал множество рифов и отмелей, рассыпанных вдоль нашего маршрута. — Это привлечёт к нам внимание Гленранноха и, возможно, изменит его настроение до прихода солдат в Обан. Мы нанесём ему визит, безусловно, и кое–кому из других лидеров в этих землях. Маклейну, конечно, и Макдугалу из Данолли, и нескольким кланам Макдональдов: Кланраналду, Гленгарри, Лохиелу… — Он умолк и задумался на минуту, рассеянно барабаня по карте ухоженными пальцами. — И ещё Ардверрану, наверное. Да, и Ардверрану. Им всем не помешает мягкое напоминание о том, что королевские законы имеют вес даже в их мрачных твердынях.