Джентльмен-капитан (Дэвис) - страница 105

и Оливером Кромвелем. «Клан Кэмпбеллов не пал бы так низко, — сказал мне кто–то, — если бы Гленраннох был здесь вместо Аргайла». Хвастливая болтовня шотландцев, конечно же. Мы и его поставим на колени в своё время, капитан Квинтон.

Джадж поднял кубок. Его перстни засверкали на солнце, и он вновь принял жеманный вид.

— Что ж, сэр, выпьем за скорое и успешное завершение нашей миссии. — Он сделал глоток и деликатно промокнул салфеткой губы, ни следа от воина не осталось в его движениях. — А потом, кто знает, каких щедрот можем мы ожидать от его величества, верно?

Матросы угрюмо гребли к «Юпитеру» через спокойные воды Ирландского моря. Наконец, тишину нарушил Леблан с неизменным умением французов игнорировать настроение англичан.

— Итак, monsieur le capitaine, мы тоже дадим салют в честь l’enfant royale?

Ланхерн воззрился на него за такое нахальство, и я ничего не ответил, но вопрос Леблана служил отражением моих собственных мыслей. Мы обязаны дать салют, конечно, но я прекрасно знал, что у нас нет и шанса сравниться с «Ройал мартиром» в скорости и безупречности бортового залпа. Джадж и его команда высмеют наши потуги, и это станет унижением, непосильным для гордых корнуольских парней и их капитана.

Краем глаза я заметил, как Леблан шепчется о чём–то с Ползитом и Ланхерном. Наградив «Ройал мартир» презрительным жестом, Ползит повернулся к Трениннику. Лицо обезьяноподобного гребца украсила самая жуткая, наверное, из виденных мною ухмылок, а затем — совершенно неожиданно — он запел. Вопреки весьма уродливой внешности, голос у него был мягкий, почти женственный. Конечно, я не раз слышал красивое пение — только прошлой зимой мы с братом Чарльзом присутствовали на выступлении великого французского баса Дегранжа в Лондоне — но ни один, даже самый знаменитый из известных мне певцов, не смог бы вывести мелодию так, как сделал это Джон Тренинник в баркасе «Юпитера» в тот день. Это была старая–старая песня, рассказал Ланхерн, о Марке, короле Корнуолла, и о любви прекрасной Изольды — песня на корнуольском языке. Тренинник допел последний куплет в тот миг, когда мы поравнялись с правым бортом «Юпитера», и, уложив весло, Роже Леблан повернулся ко мне.

— С самого своего появления на этом корабле, mon capitaine, я наблюдал две особенности в корнуольцах. — Он посмотрел на меня со странной улыбкой на губах. — Да, они умеют сражаться. Но ещё они умеют петь.

Так и вышло, что спустя несколько часов на корабле его величества «Юпитер» выстрелила ровно одна пушка в честь рождения её королевского высочества принцессы Марии. Однако никто на «Ройал мартире», да и на любом другом корабле флота, не сумел бы превзойти этот салют. Как только эхо единственного выстрела растаяло над Ирландским морем, Джон Тренинник пропел ноту, и сто тридцать пять корнуольцев, коренных или названных, вахты правого борта и левого борта вместе, в сопровождении скрипки магометанина Али–Рейса и корабельных трубачей, пропели великий гимн коронации мистера Лоса — «Садок–священник», которому мы с Лебланом поспешно их обучили. Я слышал, как эти же слова звучали без малого год назад, в Вестминстерском аббатстве, во время коронации нового монарха. Говорят, что немец Гендель переложил гимн заново для нынешнего короля, немца Георга, без сомнения, в исполнении легиона итальянских сопрано — великий Боже, страна кишит иностранцами, и хотя я не слышал его, готов поспорить, он хуже, чем произведение доброго старого англичанина Лоса. Но дело не в том. Потому что, могу поклясться на могиле каждого Квинтона в земле Рейвенсдена, какой бы Садок ни был вам милее, и певчие королевской капеллы, и смуглые дивы мистера Генделя в подмётки не годятся команде «Юпитера» в тот давний апрельский день.